„Тайна любви больше, чѣмъ тайна смерти“, говоритъ Саломея, за нѣсколько мгновеній передъ своей смертью, когда жизнь ея уже окончилась, когда смерть уже окружила ее, коснулась ея своею тѣнью, и дала ей свою мудрость.
Въ томъ и величіе и тайна и восторгъ любви, что жизнь и смерть становятся равны для того, кто полюбитъ. Жизнь своя и чужая. Въ томъ сила и ужасъ любви. Предъ ней смолкаютъ всѣ голоса, кромѣ голоса властнаго желанія, которое ослѣпляетъ глаза своимъ чрезмѣрнымъ свѣтомъ, мѣняетъ души, мѣняетъ людей, мѣняетъ предметы,—и драгоцѣнные предметы становятся ничѣмъ, а ничто становится безбрежнымъ царствомъ, и люди становятся богами и звѣрьми, входятъ въ міръ нечеловѣческій, и души бьются, безумствуютъ, свѣтятся, души горятъ изступленныя, плачутъ, и въ первый разъ живутъ, и въ первый разъ видятъ, видятъ все, влюбляясь въ тѣла, какъ нѣкогда ангелы влюблялись въ дочерей Земли. Ангелы бросили Небо для Земли, и тѣмъ связали изумрудную Землю съ бездонностью синяго Эѳира, въ которомъ рождается все. Они удвоили міръ, и мы живемъ между двухъ зеркальностей. Намъ страшно среди отраженій. Намъ холодно, мы цѣпенѣемъ и тонемъ въ зеркальныхъ глубинахъ. Но мы любимъ, мы любимъ, и ради любви совершимъ геройство, и ради любви совершимъ преступленіе, ради одной минуты любви создадимъ жизнь, и растопчемъ жизнь. Въ этомъ любовь.
Любовь ужасна, безпощадна, она чудовищна. Любовь нѣжна, любовь воздушна, любовь неизреченна, и необъяснима, и что бы ни говорить о любви, ее не замкнешь въ слова, какъ не разскажешь музыку, и не нарисуешь Солнце.
- ↑ Предисловіе къ русскому переводу драмы Оскара Уайльда Саломея, сдѣланному В. и Л. Андрусонъ, и изданному книгоиздательствомъ «Грифъ». Москва, 1903.
«Тайна любви больше, чем тайна смерти», говорит Саломея, за несколько мгновений перед своей смертью, когда жизнь её уже окончилась, когда смерть уже окружила ее, коснулась её своею тенью, и дала ей свою мудрость.
В том и величие и тайна и восторг любви, что жизнь и смерть становятся равны для того, кто полюбит. Жизнь своя и чужая. В том сила и ужас любви. Пред ней смолкают все голоса, кроме голоса властного желания, которое ослепляет глаза своим чрезмерным светом, меняет души, меняет людей, меняет предметы, — и драгоценные предметы становятся ничем, а ничто становится безбрежным царством, и люди становятся богами и зверьми, входят в мир нечеловеческий, и души бьются, безумствуют, светятся, души горят исступленные, плачут, и в первый раз живут, и в первый раз видят, видят всё, влюбляясь в тела, как некогда ангелы влюблялись в дочерей Земли. Ангелы бросили Небо для Земли, и тем связали изумрудную Землю с бездонностью синего Эфира, в котором рождается всё. Они удвоили мир, и мы живем между двух зеркальностей. Нам страшно среди отражений. Нам холодно, мы цепенеем и тонем в зеркальных глубинах. Но мы любим, мы любим, и ради любви совершим геройство, и ради любви совершим преступление, ради одной минуты любви создадим жизнь, и растопчем жизнь. В этом любовь.
Любовь ужасна, беспощадна, она чудовищна. Любовь нежна, любовь воздушна, любовь неизреченна, и необъяснима, и что бы ни говорить о любви, ее не замкнешь в слова, как не расскажешь музыку, и не нарисуешь Солнце.
- ↑ Предисловие к русскому переводу драмы Оскара Уайльда Саломея, сделанному В. и Л. Андрусон, и изданному книгоиздательством «Гриф». Москва, 1903.
