Я вброшенъ въ міръ невѣдомой Судьбою,
И съ вихрями зиждительными свитъ,
Я долженъ мчаться бездной голубою,
Одѣтою ночами въ аксамитъ.
5 Я долженъ быть свѣтильникомъ летящимъ,
Прорѣзать мракъ алмазною слезой,
Быть свѣтлякомъ глубинностямъ и чащамъ,
Игрой зарницъ загрезить за грозой.
Струною пѣть о таинствѣ стремленья,
10 Зачать, качать протяжный перезвонъ,
Въ зеркальность дней пролить волну продленья,
Создавъ напѣвъ, лелѣять зыбкій сонъ.
Но былъ бы я безмѣрно одинокимъ,
Когда-бъ въ ночахъ, съ ихъ мглою голубой,
15 Я не былъ слитъ съ видѣньемъ звѣздоокимъ,
И не горѣлъ тебѣ, въ себѣ, тобой.
Я вброшен в мир неведомой Судьбою,
И с вихрями зиждительными свит,
Я должен мчаться бездной голубою,
Одетою ночами в аксамит.
5 Я должен быть светильником летящим,
Прорезать мрак алмазною слезой,
Быть светляком глубинностям и чащам,
Игрой зарниц загрезить за грозой.
Струною петь о таинстве стремленья,
10 Зачать, качать протяжный перезвон,
В зеркальность дней пролить волну продленья,
Создав напев, лелеять зыбкий сон.
Но был бы я безмерно одиноким,
Когда б в ночах, с их мглою голубой,
15 Я не был слит с виденьем звездооким,
И не горел тебе, в себе, тобой.
Напѣвы рунъ звучатъ—но лишь для взора,
Въ узорахъ звѣздъ, въ которыхъ высота
Сложила гимны огненнаго хора
Подъ верховенствомъ Южнаго Креста.
5 Напѣвы рунъ дрожатъ—ихъ слышитъ ухо
Во вскипахъ волнъ, въ безмѣрности морей.
Дорогой глазъ, или тропинкой слуха
Въ ихъ смыслъ войди—всѣ смыслы въ нихъ свѣтлѣй.
Напевы рун звучат — но лишь для взора,
В узорах звёзд, в которых высота
Сложила гимны огненного хора
Под верховенством Южного Креста.
5 Напевы рун дрожат — их слышит ухо
Во вскипах волн, в безмерности морей.
Дорогой глаз, или тропинкой слуха
В их смысл войди — все смыслы в них светлей.
