Жили мышь съ воробьемъ ровно тридцать лѣтъ,
Никакія ихъ ссоры не ссорили.
Да вотъ въ маковомъ зернышкѣ путнаго нѣтъ,
Изъ-за зернышка оба повздорили.
5 Всякій, что ни найдетъ, все съ другимъ пополамъ,
Да нашелъ воробей это зернышко.
„Что̀ вдвоемъ“, онъ сказалъ, „тутъ дѣлить будетъ намъ!“
И склевалъ онъ одинъ это зернышко.
„Ну“, сказала тогда черноглазая мышь,
10 Сѣроспинная мышь, сѣрохвостая,
„Если такъ, воробей, ты со мной угоришь,
И съ тобой расплачусь очень просто я.“
„Пискъ!“ тутъ пискнула мышь. „Пискъ!“ пропѣла она.
И звѣрье набѣжало зубастое.
15 „Пискъ!“ пропѣлъ воробей. „Пискъ! Война такъ война!“
Войско птицъ прилетѣло глазастое.
Воевалась война ровно тридцать лѣтъ
Изъ-за макова зернышка чернаго,—
Пусть и мало оно, извиненья въ томъ нѣтъ
20 Для того преступленья позорнаго.
Тридцать лѣтъ отошло, и сказало звѣрье:
„Источили напрасно здѣсь зубы мы.“
Перемирье пришло. „Что̀ мое, то твое.“
Такъ рѣшили. „Не будемъ же грубыми!“
25 Воробью протянула безгнѣвная мышь
Свою правую ручку въ смиреніи.
Клюнулъ онъ поцѣлуй. И глядишь-поглядишь,
Такъ вотъ людямъ бы жить въ единеніи!
Жили мышь с воробьём ровно тридцать лет,
Никакие их ссоры не ссорили.
Да вот в маковом зёрнышке путного нет,
Из-за зёрнышка оба повздорили.
5 Всякий, что ни найдёт, всё с другим пополам,
Да нашёл воробей это зёрнышко.
«Что вдвоём», он сказал, «тут делить будет нам!»
И склевал он один это зёрнышко.
«Ну», сказала тогда черноглазая мышь,
10 Сероспинная мышь, серохвостая,
«Если так, воробей, ты со мной угоришь,
И с тобой расплачусь очень просто я.»
«Писк!» тут пискнула мышь. «Писк!» пропела она.
И зверьё набежало зубастое.
15 «Писк!» пропел воробей. «Писк! Война так война!»
Войско птиц прилетело глазастое.
Воевалась война ровно тридцать лет
Из-за макова зёрнышка чёрного, —
Пусть и мало оно, извиненья в том нет
20 Для того преступленья позорного.
Тридцать лет отошло, и сказало зверьё:
«Источили напрасно здесь зубы мы.»
Перемирье пришло. «Что моё, то твоё.»
Так решили. «Не будем же грубыми!»
25 Воробью протянула безгневная мышь
Свою правую ручку в смирении.
Клюнул он поцелуй. И глядишь-поглядишь,
Так вот людям бы жить в единении!
Въ безглазой сѣрой мглѣ безмѣрность, безъизмѣрность,
Безотносительность, пустыня дней безъ вѣхъ,
Безкрайность скатная, бродячихъ сновъ невѣрность,
Отсутствіе путей, хотя-бъ ведущихъ въ Грѣхъ.
5 Нѣтъ линіи прямой, куда ни глянетъ око,
Нѣтъ радуги-дуги съ дѣленіемъ цвѣтовъ,
Одна пространственность, зіяніе широко,
И вдоль и поперекъ—потокъ безъ береговъ.
Потокъ ли, Море ли, кто точно установитъ?
10 Что̀ ни волна, то тѣнь, и что̀ ни ликъ, то нуль.
Нѣтъ точныхъ единицъ. И слухъ напрасно ловитъ
Хотя-бъ намекъ какой въ пузыристомъ буль-буль.
Бунтъ буйствуетъ боевъ безъ цѣли и закона.
Все таетъ. Плыть—куда? Впередъ или назадъ?
15 О, пусть бы четко всталъ хотя челнокъ Харона!
Нѣтъ перевозчика—ни даже въ вѣрный Адъ.
В безглазой серой мгле безмерность, безызмерность,
Безотносительность, пустыня дней без вех,
Бескрайность скатная, бродячих снов неверность,
Отсутствие путей, хотя б ведущих в Грех.
5 Нет линии прямой, куда ни глянет око,
Нет радуги-дуги с делением цветов,
Одна пространственность, зияние широко,
И вдоль и поперёк — поток без берегов.
Поток ли, Море ли, кто точно установит?
10 Что ни волна, то тень, и что ни лик, то нуль.
Нет точных единиц. И слух напрасно ловит
Хотя б намёк какой в пузыристом буль-буль.
Бунт буйствует боёв без цели и закона.
Всё тает. Плыть — куда? Вперёд или назад?
15 О, пусть бы чётко встал хотя челнок Харона!
Нет перевозчика — ни даже в верный Ад.
