Страница:Бальмонт. Белые зарницы. 1908.pdf/204

Эта страница была вычитана



„Бѣдный народъ! какъ мнѣ жаль твоей доли:
Одно лишь геройство ты знаешь—геройство неволи“.

И я прикоснулся къ другому Славянскому поэту, Зигмунту Красинскому, и въ его „Иридіонѣ“ прочелъ: „Я родомъ невольникъ, но духомъ мститель“ („Irydion“, Wstęp). И въ его „Неоконченной Поэмѣ“ прочелъ: „Съ тѣми, что проиграли, играя въ судьбы, вѣчно я—ибо они должны быть безнадежны—ибо имъ нуженъ я“. („Niedokończony Poemat“). И въ его „Небожественной Комедіи“ я прочелъ: „Скитаюсь всюду, взбираюсь всюду,—на концы свѣта, гдѣ поютъ ангелы („Nie-boska Komedja“).

Гдѣ же маякъ въ этихъ скитаніяхъ? Что влечетъ эту душу изгнанника идти и идти? Кто зоветъ его? И печальный Красинскій отвѣтилъ: „Солнца безъ блеска, грядущіе боги въ оковахъ, моря донынѣ еще не названныя, вѣчно текущія къ счастливымъ берегамъ“. („Irydion“, IV). И, какъ дальнее эхо, донеслось: „Еще твои прадѣды пѣли, что месть есть услада боговъ“ (ib., III).

И я понялъ, что двѣ есть печали: одна—какъ крылья, другая—какъ камень. Я отбросилъ книги поэтовъ, и, вспомнивъ, что душа—крылатая, сказалъ себѣ: „Загляни теперь въ свою душу“.


3

Я взглянулъ въ колодецъ души, и, ощутивъ бездонность, почувствовалъ безмѣрное одиночество. Передо мной прошло все то, чѣмъ я могу жить


Тот же текст в современной орфографии

«Бедный народ! как мне жаль твоей доли:
Одно лишь геройство ты знаешь — геройство неволи».

И я прикоснулся к другому Славянскому поэту, Зигмунту Красинскому, и в его «Иридионе» прочел: «Я родом невольник, но духом мститель» («Irydion», Wstęp). И в его «Неоконченной Поэме» прочел: «С теми, что проиграли, играя в судьбы, вечно я — ибо они должны быть безнадежны — ибо им нужен я». («Niedokończony Poemat»). И в его «Небожественной Комедии» я прочел: «Скитаюсь всюду, взбираюсь всюду, — на концы света, где поют ангелы» («Nie-boska Komedja»).

Где же маяк в этих скитаниях? Что влечет эту душу изгнанника идти и идти? Кто зовет его? И печальный Красинский ответил: «Солнца без блеска, грядущие боги в оковах, моря доныне еще не названные, вечно текущие к счастливым берегам». («Irydion», IV). И, как дальнее эхо, донеслось: «Еще твои прадеды пели, что месть есть услада богов» (ib., III).

И я понял, что две есть печали: одна — как крылья, другая — как камень. Я отбросил книги поэтов, и, вспомнив, что душа — крылатая, сказал себе: «Загляни теперь в свою душу».


3

Я взглянул в колодец души, и, ощутив бездонность, почувствовал безмерное одиночество. Передо мной прошло всё то, чем я могу жить