Великій ужасъ нашей жизни происходитъ, въ слишкомъ значительной степени, отъ ложной мысли, которая зовется великой Ересью отдѣльности. Это—наша Европейская мысль—мысль единичности жизни, и несвязанности человѣческой судьбы съ Міровымъ Узоромъ. Мы думаемъ, что мы живемъ лишь однажды. Въ данной формѣ, съ такимъ вотъ ликомъ, конечно мы живемъ въ цѣлой Вѣчности лишь разъ. Но, не теряя тождественности своего истиннаго внутренняго „я“, мы въ дѣйствительности живемъ не одинъ разъ и не на одной планетѣ, а воплощаемся много разъ и постепенно проходимъ различныя ступени великой восходящей Лѣстницы, ведущей насъ къ нескончаемой Гармоніи.
Великій ужасъ нашей жизни заключается также въ томъ, что мы тяжки и грубы, когда мы можемъ быть легкими и нѣжно-воздушными. Мы топчемъ цвѣты, которыхъ не видимъ. Мы даже оспариваемъ ихъ существованіе. Мы глупо шепчемся, когда звучитъ музыка. Мы заняты собой, когда предъ нами радостность красиваго явленія. Мы не любимъ красоты въ себѣ, и гнетемъ красоту въ другихъ. Мы охотно миримся съ самымъ плоскимъ, съ самымъ ничтожнымъ, а потомъ мы же задыхаемся въ духотѣ, создаваемой нами. Мы не хотимъ утончать нашу душу и расширять міръ нашего сознанія. Мы не взрощаемъ раскидистыхъ деревьевъ и нѣжныхъ растеній, съ сіяніями похожими на звѣзды. Мы не лелѣемъ ту прозрачность, которая временами возникаетъ даже въ самомъ грубомъ чело-
Великий ужас нашей жизни происходит, в слишком значительной степени, от ложной мысли, которая зовется великой Ересью отдельности. Это — наша Европейская мысль — мысль единичности жизни, и несвязанности человеческой судьбы с Мировым Узором. Мы думаем, что мы живем лишь однажды. В данной форме, с таким вот ликом, конечно мы живем в целой Вечности лишь раз. Но, не теряя тождественности своего истинного внутреннего «я», мы в действительности живем не один раз и не на одной планете, а воплощаемся много раз и постепенно проходим различные ступени великой восходящей Лестницы, ведущей нас к нескончаемой Гармонии.
Великий ужас нашей жизни заключается также в том, что мы тяжки и грубы, когда мы можем быть легкими и нежно-воздушными. Мы топчем цветы, которых не видим. Мы даже оспариваем их существование. Мы глупо шепчемся, когда звучит музыка. Мы заняты собой, когда пред нами радостность красивого явления. Мы не любим красоты в себе, и гнетем красоту в других. Мы охотно миримся с самым плоским, с самым ничтожным, а потом мы же задыхаемся в духоте, создаваемой нами. Мы не хотим утончать нашу душу и расширять мир нашего сознания. Мы не взращаем раскидистых деревьев и нежных растений, с сияниями похожими на звезды. Мы не лелеем ту прозрачность, которая временами возникает даже в самом грубом чело-
