и лабиринтахъ. Мы перекликаемся черезъ стѣны, которыя не разомкнутся. Горячее сердце взываетъ къ другому, въ которомъ бьется алая кровь, но враждебное горное эхо путаетъ слова, мѣняетъ ихъ, подмѣниваетъ, и души не узнаютъ болѣе другъ друга, онѣ больше не узнаютъ самихъ себя, и тамъ, гдѣ флейтой звучатъ рыданія влюбленности, чужому разуму слышится издѣвающійся хохотъ, живые цвѣты шуршатъ какъ искусственные, напѣвныя слова любви дѣлаются мертвыми, какъ глухой непріязненный голосъ, отброшенный сырыми сводами склепа. Это страшный сонъ, когда это только кажется. Что же за боль возникаетъ въ сердцѣ, когда сонъ оказывается неустранимой дѣйствительностью! Когда больше нельзя сомнѣваться! Когда руки, ласкавшія, толкаютъ тебя! Когда глаза, горѣвшіе нѣжностью изъ-подъ сказочно-ласковыхъ рѣсницъ, теперь смотрятъ съ свинцовымъ презрѣніемъ уничтожающей холодности!
Наши тѣла не находятся въ гармоніи съ нашими цвѣточно-нѣжными душами. Наши тѣла—темницы.
Нѣтъ путей отъ мечты къ мечтѣ.
Мы кружимся и ищемъ. Мы кружимся и не находимъ. Мы загораемся и гаснемъ. И снова мы кружимся. Опять мы какъ волны. Мы хотимъ достиженій. Мы стонемъ и ропщемъ. Мы любимъ и плачемъ. Мы слушаемъ звукъ нашего собственнаго голоса. А Море, въ которомъ мы не болѣе какъ волны, живетъ въ это время своей собственной
и лабиринтах. Мы перекликаемся через стены, которые не разомкнутся. Горячее сердце взывает к другому, в котором бьется алая кровь, но враждебное горное эхо путает слова, меняет их, подменивает, и души не узнают более друг друга, они больше не узнают самих себя, и там, где флейтой звучат рыдания влюбленности, чужому разуму слышится издевающийся хохот, живые цветы шуршат как искусственные, напевные слова любви делаются мертвыми, как глухой неприязненный голос, отброшенный сырыми сводами склепа. Это страшный сон, когда это только кажется. Что же за боль возникает в сердце, когда сон оказывается неустранимой действительностью! Когда больше нельзя сомневаться! Когда руки, ласкавшие, толкают тебя! Когда глаза, горевшие нежностью из-под сказочно-ласковых ресниц, теперь смотрят с свинцовым презрением уничтожающей холодности!
Наши тела не находятся в гармонии с нашими цветочно-нежными душами. Наши тела — темницы.
Нет путей от мечты к мечте.
Мы кружимся и ищем. Мы кружимся и не находим. Мы загораемся и гаснем. И снова мы кружимся. Опять мы как волны. Мы хотим достижений. Мы стонем и ропщем. Мы любим и плачем. Мы слушаем звук нашего собственного голоса. А Море, в котором мы не более как волны, живет в это время своей собственной
