Они мнѣ щебечутъ и утромъ и вечеромъ,
Я тотъ, кто извѣстенъ прибрежнымъ пескамъ,
И знаютъ шипящія волны меня,
И знамя, и бранное знамя,
Что мечется, бьется вверху.
Отецъ, да оно живое,
Какъ тамъ много людей, тамъ дѣти,
Вотъ, мнѣ кажется, вижу—оно
Говоритъ съ своими дѣтьми,
Я слышу, оно говоритъ и со мной.
Какъ это волшебно!
О, оно расширяется—быстро ростетъ—Отецъ,
Оно покрываетъ все небо.
Перестань, перестань, глупый мальчикъ,
То, что ты говоришь, печалитъ меня,
И мнѣ очень не нравится;
Смотри съ другими, опять говорю,
Смотри не вверхъ, на знамена,
Взгляни, мостовая какая внизу,
И замѣть, какъ прочны дома.
Говори съ ребенкомъ, пѣвецъ,
Говори всѣмъ дѣтямъ на югъ и на сѣверъ,
Все забудь, укажи этотъ день,
Я вьюсь, развѣваюсь по вѣтру.
Я вижу не эти лишь полосы знамени,
Я слышу раскатные топоты армій,
Они мне щебечут и утром и вечером,
Я тот, кто известен прибрежным пескам,
И знают шипящие волны меня,
И знамя, и бранное знамя,
Что мечется, бьется вверху.
Отец, да оно живое,
Как там много людей, там дети,
Вот, мне кажется, вижу — оно
Говорит с своими детьми,
Я слышу, оно говорит и со мной.
Как это волшебно!
О, оно расширяется — быстро растет — Отец,
Оно покрывает всё небо.
Перестань, перестань, глупый мальчик,
То, что ты говоришь, печалит меня,
И мне очень не нравится;
Смотри с другими, опять говорю,
Смотри не вверх, на знамена,
Взгляни, мостовая какая внизу,
И заметь, как прочны дома.
Говори с ребенком, певец,
Говори всем детям на юг и на север,
Всё забудь, укажи этот день,
Я вьюсь, развеваюсь по ветру.
Я вижу не эти лишь полосы знамени,
Я слышу раскатные топоты армий,