И вѣтры разнесутъ ихъ для посѣвовъ, |
Кто онъ, этотъ провидецъ, такъ говорящій? Не одинъ ли изъ тѣхъ, которые вскормлены бурей, и умѣютъ говорить только гнѣвныя мятежныя слова, полныя однозвучнаго краснорѣчія военныхъ трубъ и барабана?
Нѣтъ, онъ всеобъемлющій.
Ему доступны были всѣ тона. Слышалъ онъ ревъ Океана, слышалъ и журчанье ручейка. И, знавшій раскаты военныхъ орудій, онъ нѣсколькими словами умѣлъ вводить душу въ тишину, нѣжную, какъ легкій шелестъ кустовъ цвѣтущей сирени, надъ которой начали виться, въ хороводѣ, ночныя бабочки. Сумерки онъ понималъ.
Истомность усыпительныхъ тѣней, |
И ветры разнесут их для посевов, |
Кто он, этот провидец, так говорящий? Не один ли из тех, которые вскормлены бурей, и умеют говорить только гневные мятежные слова, полные однозвучного красноречия военных труб и барабана?
Нет, он всеобъемлющий.
Ему доступны были все тона. Слышал он рев Океана, слышал и журчанье ручейка. И, знавший раскаты военных орудий, он несколькими словами умел вводить душу в тишину, нежную, как легкий шелест кустов цветущей сирени, над которой начали виться, в хороводе, ночные бабочки. Сумерки он понимал.
Истомность усыпительных теней, |