«семьи», как считалось раньше, а систему, подобно прометеидским (индо-европейским), семитическим и др. яз., и своей системой выявляют все вместе; каждый с большим своеобразием, определенную стадию развития человеческой речи. Я. я. полистадиальны, представляя ряд древних стадий языкотворческого процесса, а тем самым и ту стадию, к-рую в том или ином виде прошел всякий язык до сложения формально логического мышления и космического мировоззрения как надстройки на базисе определенной стадии производства и производственных отношений, социальных и технических, со включением техники транспорта.
Стадию яфетической системы прежде всего отличает синтаксис, строй речи как мысли в выявляющей ее сигнализации — в поэзии, т. е. творчестве (производстве) и стихе, оракуле, предложении, фразе, так техники в идеологической установке и формальных его выявлениях. В общем в языке дело идет о предложении-мысли как целом и о диалектически выделяемых из него элементах, при нашем позднейшем в осприятии — дифференциации в нем слагаемых, впоследствии частей речи, и их оформлениях.
На синтаксис, строй речи, влияет идеологическая недифференцированность самих слов, равно их оформления. а) Одним и тем же словом обозначается состояние предмета (отвлеченное понятие, имя) и его движение, действие (глагол), напр. «питье» и «пить» — груз. феод, su-ma (нар. su-m), «слово» и «говорить» — груз. феод, si-tftu-a «говор» (в том числе теперь и языковедческий термин в области диалектологии) и «говорить» — нар.
$q-ma (феод. &qu-ma). Все это вторгается в построение не только отдельного, изолированного слова, морфологию, но и слова-мысли, строя речи (синтаксиса), разрешая при одной и той же форме объект ставить то в падеже род. (объективном) при восприятии этой формы какимени, то в вин. (вин. — дат.), при восприятии ее как глагола, б) Яфетические языки своеобразны далее тем, что в них расположение слов двоякое, одно противоположное другому; это явление наблюдается не только в различных представителях яфетической системы, но иногда в различных* говорах [по существу различных классовых (хотя бы зачаточно классовых) языках] одного и того же социально-экономического образования, идеалистически «народа», •«этнического образования»; различаемые компоненты языка (слагаемые, по схоластической грамматике — чассти предложения) следуют в порядке субъекта, объекта, определения, определяемого, сказуемого или в •обратном порядке — сказуемого, объекта, субъекта, определяемого, определения. Так, в феодальном языке Грузии, как и феодальном языке Армении, определеяие следует за определяемым, объект следует за субъектом, все последует за сказуемым; в противоположном ему низовом классовом языке, так называемом •«народном» [термин, свидетельствующий» о неизжитом •еще идеалистическом представлении о естественном пароде (Naturvolk)], наоборот, определение предшествует определяемому, объект предшествует субъекту, все предшествует сказуемому, i) Особенно ярко и выдержанно это наблюдается в противоположности мест, занимаемых различными частицами увязки; -так, феодальный язык проявляет тенденцию к предлогам, тогда как низовая классовая речь не знала их ни в Грузии ни в Армении (предлоги феодального языка в ней являлись послелогами); не допускает предлогов и «новый» литературный язык — язык нового класса, занявший место языка феодального, изжитого вместе с говорившим на нем классом, разложившимся в новой общественной формации. 2) То же антиподное взаимоотношение имеем в кругу языков яфетической системы в таком факте, как расположение с предлогом союзов и местоимений перед глаголом в феод, груз., тогда как в ближайших сродных с ним общественно •языках имеем обратное их размещение; так, в чанском союз не только следует за глаголом, но занимает последнее место фразы, куда точно так же перекинут предлог и у сванов, и отрицание в казахском говоре арм. яз. (точно в обоих случаях налицо особенности немецкого языка), в) Но и в самом древнем феод. груз, расположении объекта раньше субъекта перед оформленБ. С. Э. т. LXV.ным в спряжении глаголом (в местоименных частицах) вскрывают слой иной стадии развития речи; это пережиток классового языка иной социально-экономической формации.
Уже из сказанного выше становятся ясными и трудность определения яфетической системы и исключительное ее значение; с одной стороны, в ней налицо особенности различных стадий, в той или иной мере они четко свидетельствуют о полистадиальности яфетическ. системы, с другой стороны — нечеткость расхождений в речевых явлениях различной категорий, присущая языкам этой системы. В сумме подобное подвижное, неустойчивое состояние различных речевых категорий не позволяет трактовать в целом идеологическую сторону отдельно от формальной, морфологию особо от синтаксиса, фонетику — без учета не только морфологии, но и 'синтаксиса. Четко прослеживается в яфетических языках история частей речи.
Так, а) в них ясно выступает первичность местоимений, которые определяются как смена тотема (тотем — также надстройка, но надстройка не речевая, а мировоззренческая), причем сам тотем послужил своим заместителем («местоимением») сначала «возвратным», точнее «собственническим», сигнализирующим «хозяина+владельца», разумеется в ту эпоху первобытного коммунизма — коллективного. По материалам Я. я. затем выделяются личные местоимения, в к-рых формы ед. числа и мн. числа не различаются, потому что 1) сигнализаторы 1 лица ед. числа обслуживают и мн. число, 2) при переживании коллективного мышления с нарастающими уже личными местоимениями индивидуалистического восприятия чисел говорящие располагают для 1 лица мн. числа «мы» двумя разновидностями, одна из к-рых обозначает «мы» со включением второго лица («вы»), в противоположность обоих первых лиц третьему, другая разновидность — «мы» в противоположность не уолько третьему («они», «он»), но и второму лицу («вы»). Я. я. дают возможность наблюдать в наличном их состоянии, как на часть тотема — сигнализацию коллективного «владыки-хозяина» («возвратное местоимение-*), коллективного и индивидуального, — легла функция выражать постепенно зародившиеся и другие виды местоимений: притяжательные, указательные (они же определительные члены и т. п.). Там, где вырабатывались отвлеченно воспринимаемые ныне виды флексии, все еще осознавался тотем, поэтому в Я. я. мы наблюдаем такие особенности: 1) в «склонении» собственные имена, являющиеся тотемом, обходятся без окончания именительного падежа, каким служило местоимение, т. е. тот же тотем. Поэтому же собственные имена не принимают и окончаний активного падежа, т. к‘. и это окончание представляет собою тотем, напр. в феод, груз. «Иосиф» — loseb, а не loseb-i, активн. loseb, а не loseb-man (в нар. Ioseb-ma). 2) В «спряжении» на сигнализатора 3 — го лица, тотем, была возложена новая функция выражать народившуюся потребность в первых двух лицах, как активах. В результате единства противоположностей первые два лица, еще не расщепленные в представлении, как противоположность третьему, стали выражаться одним и тем же элементом В;так, напр. в груз, основа та, служащая сигнализатором 3 — го лица, активного, стала местоимением первых двух лиц:те<-ша «я» и та — «ты» в мест, падеже, т. н. наречии, напр. в нар. ma-q «там у вас[|у тебя».
Это же та в абхазском, в подъеме bа — также местоимение 2 — го лица, но «женского рода», собственно представитель некогда женского актива (от эпохи матриархата), у грузин оно же сигнализирует актив, поуже в склонении: та-, в усечении т-, служит основой всякого активного падежа. В яз. яфетической системы, не выработавших флексии, слово «рука», «орудие» служит для образования орудийного падежа (Instrumental), «косвенного», на к-рый во флективных яз. перешла функция «субъекта», «прямого» падежа.
По мере выделения в особые категории оформления взаимоотношений в пространстве («склонение») и во времени («спряжение») стали оформляться в языке не только предметы («имена»), как состояния и качества, т. е. «прилагательные», и как действия, но и с учетом времени, т. е. «причастия» раз-: личных времен. В итоге части предложения ...................... 27
