рера сопоставления фактов развития поэзии с бессловесной пантомимой, балетом, средневековой мистерией. Начало эпоса Шерер возводит к прозаической сказке, за которой как переходная ступень эпического сказа следуют: 1) распространенные в поэзии различных народов произведения, представляющие чередование стихов и прозы, и 2) эпическая песня в стихах без сложения их в строфы, исполняемая отдельным лицом — в отличие от строфической песни, исполняемой хором. Намеченную им схему развития Э. Шерер не считал окончательной, отодвигая разрешение ряда вопросов до того времени, когда новая — сравнительная — поэтика, разработанная на основе сопоставления всего громадного материала, представленного развитием поэзии и прочих искусств различных народов, выяснит конкретные пути исторического происхождения и развития всех поэтических родов. В конце 19 в. теория синкретического происхождения поэзии получила новую поддержку и веское обоснование в работах крупнейшего историка поэзии Александра Николаевича Веселовского (см.). Исходную точку исследований Веселовского, посвященных проблемам поэтики и в частности Э., составляет сомнение в правомерности схем умозрительной эстетики. Опираясь на результаты сравнительно-исторических исследований, Веселовский ясно уже видит основные недостатки идеалистических эстетических теорий: ограниченность их фактами классического искусства, взгляд на Гомера как на норму и образец эпопеи, метафизичность ходячих понятий о красоте как необходимом содержании искусства и т. д. Последовательное введение в область изучения новых эпических материалов, открытие народных песен (Гердером в «Песенных отголосках народов»), открытие англичанами, а за ними немцами индийской поэзии, дальнейшее расширение наблюдений над Э. — все это сломало привычные схемы обобщений. Рядом с личной эпопеей Гомера стало несколько безличных эпопей; финский Э. — «Калевала» — и французские «chansons de geste» оказались невмещающимися в рамки сложившихся в эстетике формальных примет Э.; наконец вопрос о последовательности поэтических родов стал решаться по-новому, так как было установлено, что драма в виде народных игр и средневековых мистерий существовала задолго до Э. и притом с совершенно эпическим содержанием. Одновременно с критикой развитых эстетикой генетических схем поэтика Веселовского обнаруживает тенденцию к формалистической трактовке фактов историко-литературного развития. Из неудовлетворительности эстетических конструкций Веселовский выводит необходимость «строже отделить вопрос о форме от вопросов о миросозерцании». По Веселовскому, формы Э., лирики и драмы, от к-рых пошло название известных поэтических родов и эпох поэзии, «даны задолго до проявления в истории тех особенностей миросозерцания, на которые мы переносили определения эпического, лирического и т. п.». Формы эти — естественное выражение мысли, и миросозерцание находит их уже бытующими в момент, когда оно возникает и ищет соответствующего воплощения в слове. Между этими относительно стабильными формами и изменяющимся содержанием миросозерцания устанавливаются отношения как бы естественного подбора, определяемые «условиями быта» и «случайностями» истории. Тенденция к отделению формы от содержания смягчалась у Веселовского пристальными наблюдениями над зависимостью, какая существует между развитием эпических форм и историческим характером эпохи, когда эти формы складываются в определенные виды искусства. Поэтому в конкретных анализах генезиса эпической поэзии Веселовский предложил ряд объяснений и обобщений, вплотную подводящих читателя к проблемам социологического объяснения фактов литературного развития. Так, объясняя развитие французских «chansons de geste», Веселовский показал, что французский исторический эпос сложился в результате приближения бытовавших эпических формул, сюжетов и имен к изменившимся представлениям поэтов новой феодальной эпохи, полной в глазах представителей ее высших классов героически-народного, воинственного и вместе жизнерадостного самосознания, поддержанного чувством единой политической силы. С другой стороны, общность эпических формул в поэзии, например германцев и романизированных франков, к-рые обладали однородной эпикой исторических воспоминаний, не обеспечила им равного развития народного исторического Э. Это своеобразие путей исторической эволюции Э. выводится Веселовским из всей суммы различий, которые существовали между государственно-политическим развитием обоих народов: в то время как Франция слагалась государственно, определялись ее национальные цели и возникала литература на народном языке, политика Оттонов повернула Германию к ненациональным целям всемирной империи, и первые всходы немецкого Э. были забыты в новом подъеме «латинского» возрождения. Ни итальянские походы ни борьба с венграми не отложились в эпической памяти, выразились лишь в исторической песне и не подняли чувства до высоты эпической идеализации. Из сходных наблюдений Веселовский выводит отсутствие в развитии русской поэзии «романтического» и «народно-исторического» эпоса, а также развитие «животной эпопеи» во Франции, где roman du Renard возник как героический Э. наизнанку, с теми же типами, но схваченными с отрицательной стороны — с феодальным сюзереном, царем львом, с диким и глупым феодалом волком и веселым и злостным проходимцем Ренаром, буржуа и легистом, разлагающим цельность героического миросозерцания.
В пореволюционной истор.-литерат. науке проблемы Э. разрабатывались представителями так наз. формалистической школы литературоведения. В поэтике формалистов (Эйхенбаум, Тынянов, Шкловский и др.) восстание против априорных канонов эстетики переходит в резкую и в своей односторонности уродливую и неправомерную критику всякой теории Э., исходящей из анализа элементов миросозерцания. Тенденция к отделению формы от содержания, намеченная Веселовским скорее как протест против крайностей умозрительной эстетики, превращается у формалистических теоретиков Э. в принципиальное воззрение, ревниво охраняющее догму независимого, по имманентным якобы законам происходящего развития формальных элементов поэзии, пребывающих вне какой бы то ни было социально-классовой обусловленности. Отказываясь от решения вопроса о возникновении Э., формалистическая теория предполагает, будто основной запас
