Страница:БСЭ-1 Том 64. Электрофор - Эфедрин (1934).pdf/147

Эта страница была вычитана

окунуться в самый котел отношений действительности, принять активное участие в политической борьбе. Это Энгельс и сделал, когда, очутившись вольноопределяющимся в Берлине, примкнул к группе левых гегельянцев. Как-раз в это время в связи с переходом короля Фридриха Вильгельма IV к христианско-романтической реакции отовсюду с кафедр начали снимать последователей гегелевской философии. Особенно гонения начались против левых гегельянцев, и в частности Бруно Бауэр был лишен права университетского преподавания. Престарелый философ Шеллинг (см.) был вызван в Берлин для нанесения теоретического удара по гегелевской философии, и Э. в брошюре «Шеллинг и откровение», посвященной вступительной лекции Шеллинга против гегелевской философии, поднял перчатку в защиту гегелевской философии. Правда, ортодоксального гегельянства в брошюре мало. Хотя она в общем носит еще идеалистический, младогегельянский характер, влияние Фейербаха в ней сказывается уже очень сильно.

«Ту могучую диалектику,— говорит он,— ту внутреннюю движущую силу, которая, точно чувствуя моральную ответственность за несовершенство и односторонность отдельных предикатов идеи, неустанно толкает их к новому развитию и возрождению до тех пор, пока они в качестве абсолютной идей не воскреснут в последний раз из гроба отрицания к нетленной незапятнанной красоте,— эту могучую диалектику Шеллинг смог понять только как самосознание отдельных категорий, между тем как она представляет собой самосознание всеобщего мышления, идеи» (Маркс и Энгельс, Соч., т. II, стр. 129). Энгельс т. о. стоит еще на идеалистической, гегелевской точке зрения в понимании диалектики. Продолжая эти мысли, он пишет: «Если, таким образом, гегелевские категории называют не только прообразами, по образцу которых созданы вещи этого мира, но и творческими силами, при помощи которых они созданы, то это означает только, что они в идеях выражают содержание мира и дедуцируют последний как необходимое следствие из существования разума» (там же, стр. 133).

Энгельс считает, что Гегель открыл новую эру в сознании и тем самым завершил старую. В связи с этим он бросает критическое замечание по адресу Фейербаха, упрекавшего Гегеля в том, что он глубоко сидит в прошлом, и указывает Фейербаху, что «осознание старого есть уже новое». Далее Энгельс считает, что фейербаховская критика христианства есть не что иное, «как необходимое дополнение к основанному Гегелем спекулятивному учению о религии» — вывод, свидетельствующий о том, что Э. в этот период еще не осознал всего материалистического характера работы Фейербаха.

Несмотря на общий идеалистический характер брошюры, Э. однако отвергает реакционный характер выводов гегелевской философии, выступая против них значительно резче, чем младогегельянцы. Э. указывает, что только после смерти Гегеля его философия начала жить по-настоящему. Однако, поскольку Гегель в области права стал на точку зрения антиреволюционную, он «…сам на себе испытал верность своего изречения, что всякая философия является только выражением мысли своей эпохи» (там же, стр. 117). Э. указывает, что «…все непоследовательности, все противоречия у Гегеля» связаны с указанным выше промахом его. Поэтому, по мнению Э., часть учеников Гегеля, «…оставаясь верной принципам, отвергла выводы, поскольку они не могли найти себе оправдания» (там же, стр. 117). Мало того, под влиянием фейербаховской критики христианства Э. сам начинает преобразовывать мистическое движение абсолютного духа Гегеля в историческое движение человеческого самосознания. Совсем по-гегелевски Э. понимает еще движение этого самосознания как самодвижение идей, однако он уже стащил идеи из потустороннего мира абсолютного духа в мир земной. Совсем по-гегелевски, или вернее в духе младогегельянцев, он приписывает решающее значение разуму, всемогуществу идеи, но вместе с тем он всю свою энергию, все свое внимание обращает на необходимость реализации идей в практической жизни, на необходимость борьбы за историческое развитие человеческого самосознания. В этом смысле Э. уже выходит за пределы гегельянства, делая революционные выводы из философии Гегеля, из его диалектики. Примыкая к основной группе младогегельянцев, Энгельс является среди них наиболее последовательным, наиболее далеко идущим в своих выводах демократом. Неудивительно, что, будучи подготовлен всем своим предшествующим развитием, а особенно проходящим красной нитью через все его философское развитие стремлением соединить в неразрывное единство теорию и практику, философию и действительность, теорию и политику, будучи подготовлен знакомством уже по работам «Молодой Германии» с сен-симонизмом, через М. Гесса с передовыми коммунистическими теориями того времени, наконец радикализмом младогегельянцев, среди которых он был наиболее крайним,— Э., как только непосредственно столкнулся с реальной действительностью, с борьбой классов, с развитием пром-сти, с развитием классовых противоречий, с ростом классового сознания пролетариата в Англии, после переезда туда быстро эволюционировал в сторону коммунизма.

«Социалистом Энгельс сделался только в Англии»,— писал Ленин (Соч., т. I, стр. 412), и от былого идеализма у него остается очень мало. В своих статьях о «Положении Англии» он выступает уже в основном как материалист; в них чувствуется значительное влияние Фейербаха с его культом человека, «единства человека и природы», «чисто человеческих нравственных, жизненных отношений» (Энгельс) и т. д. Но подобно Марксу Э. никогда не был правоверным фейербахианцем. Даже в этих статьях, в к-рых влияние антропологизма Фейербаха довольно значительно, Э. высоко подымается над философией Фейербаха своим анализом социальных вопросов, пониманием классовых отношений. В статье «Германия и Швейцария» (от 18 ноября 1843) он стоит уже на точке зрения коммунизма, хотя проводит резкое различие между коммунизмом рабочего класса и философским коммунизмом, представленным революционной интеллигенцией. Он высоко оценивает коммунизм Вейтлинга (см.), но он противопоставляет ему «философский коммунизм», являющийся «партией общенародной», которая обязана сорганизовать вокруг себя весь рабочий класс Германии.

«Наша партия,— пишет он,— должна доказать, что, если не хотят, чтобы все философ-