шевиствующие идеалисты), совершенно правильно отвергая возможность такой передачи по наследству адэкватных изменений родителей, совершали другую ошибку: вслед за Вейсманом они считали, что половые клетки, а вместе с ними и заключенная в них наследственная субстанция, совершенно изолированы от соматических клеток («сома есть как бы футляр, в котором хранятся половые клетки»), в соответствии с чем и делался вывод, что «никакого влияния соматических клеток на половые клетки данной особи обнаружить не удается».
Меныпевиствующие идеалисты в биологии проводили резкую границу между так называемым «историческим» и «физиологическим». Следуя вейсманизму, они считали, что закономерности наследственной изменчивости целиком обусловлены внутренними факторами, а процесс эволюции — целиком внешними. Данные генетики, на которые обычно ссылаются неодарвинисты, показывают со всей убедительностью, что и эти последние допускают столь же произвольное решение вопроса, как и ламаркисты. Именно генетика свидетельствует о том, что бластогенные изменения, или изменения наследственной субстанции, каким бы путем они ни возникли, в результате ли прямого, непосредственного воздействия внешних агентов на половые клетки, или в результате непрямого, косвенного воздействия на них через посредство соматических клеток, или в результате других каких-либо причин, — все они в одинаковой мере могут быть наследственными, с тем лишь отличием, что новые свойства потомства, обусловленные такими изменениями, будут случайными и неадэкватными изменениями родительской формы по отношению к вызвавшему их агенту внешней среды. Приведенные краткие данные о современных путях и методах разрешения проблемы изменчивости и наследственности со всей убедительностью фактов еще раз свидетельствуют об огромном теоретическом и практическом значении эволюционной теории.
Новейшие данные биологии внесли много нового также и в понимание закономерностей естественного отбора, роль и значение которого как ведущего, решающего фактора органической эволюции выдвинул и доказал Ч. Дарвин. Особый интерес в этом отношении представляет учение Иогансена о популяциях и так называемых «чистых» линиях, о генотипе и фенотипе. Чистой линией Иогансен назвал потомство одной генетически чистой самоопыляющейся особи. Согласно нынешним представлениям, в чистой линии, т. е. во всякой группе особей, обладающих одним и тем же гомозиготным генотипом, отбор не играет никакой роли до тех пор, пока в этой чистой линии не появится та или иная мутация, или, иными словами возможность действия отбора обусловлена наличием генотипической изменчивости или вообще неоднородного, смешанного наследственного материала, т. е. популяции. Иогансен также указал на то, что внешний вид организма, или фенотип, не всегда соответствует его наследственной структуре, или генотипу; это находит свое выражение в том, что два организма, сходные между собой фенотипически, могут быть различными по характеру своих генотипов или, наоборот, в том, что организмы, сходные между собой генотипически, различаются по своим фенотипам.
Как оказалось, и это обстоятельство определенным образом влияет на результаты действияестественного отбора, поскольку последний, непосредственно имея дело лишь с фенотипической изменчивостью, вместе с тем косвенно влияет и на разнообразие генотипических изменений, которые одни лишь имеют эволюционное значение.
Обычно, и не без основания, Э. т. отождествляют с учением Дарвина. Объясняется это тем, во-первых, что учение Дарвина было первой научно разработанной и гениально доказанной материалистической теорией происхождения и развития органической природы, в основных своих положениях блестяще подтвержденной всем последующим развитием биологии и . естествознания, и, во-вторых, тем, что оно содержит в себе основные, необходимые элементы, без к-рых теперь немыслима никакая действительная Э. т. В этом смысле и в этих границах Э. т. в основном совпадает с учением Дарвина.
Будучи естественно-научной теорией, дарвинизм не выходит за пределы обобщения естественно-научных, преимущественно биологических факторов и конечно не может претендовать на роль самостоятельной философской концепции. Наоборот, представляя в основе своей материалистическую теорию эволюции органической природы, дарвинизм нередко сбивается на методологические позиции вульгарного позитивизма как в понимании общих закономерностей развития, так и в объяснении конкретных естественно-исторических данных, вследствие чего методологические принципы дарвинизма нередко противоречат сущности и смыслу лежащих в основании его естественно-научных данных: напр. противоречие между дарвиновским пониманием случайности как субъективной категории и дарвиновской концепцией эволюций на основе объективно-реальных случайностей; противоречие между дарвиновским субъективным пониманием эволюционного процесса как исключительно непрерывного процесса и дарвиновской фактической концепцией эволюции как единства дискретности и непрерывности и т. д. (подробнее см. Дарвин и дарвинизм). Маркс, Энгельс и Ленин, вполне сознавая методологические недостатки дарвинизма, высоко ставили и ценили его именно как естественно-научную теорию. Маркс подчеркивал даже это обстоятельство, когда писал Лассалю: «Очень ценно сочинение Дарвина и годится мне как естественно-научная опора исторической классовой борьбы. С грубо-английской манерой изложения надо, конечно, мириться. Несмотря на все недостатки, здесь не только нанесен смертельный удар „телеологии44 в естественных науках, но и эмпирически выяснено ее разумное значение» (Маркс К. и Энгельс Ф., Письма, М. — Л., 1932, стр. 118).
В другом месте («Капитал», т. I, примечание на стр. 281, М. — Л., 1931) Маркс также подчеркивает, что «Дарвин направил интерес на историю естественной технологии, т. е. на образование растительных и животных органов, которые играют роль орудий производства в жизни растений и животных». Точно так же и В. И. Ленин подчеркивал в дарвинизме то, что «Дарвин положил конец воззрению на виды животных и растений, как на ничем не связанные, случайные, „богом созданные44 и неизменяемые, и впервые поставил биологию на вполне научную почву, установив изменяемость видов и преемственность между ними» (Ленин, Соч., т. I, стр. 62). Таким образом Маркс и Ленин видели и ценили в дарвинизме только то, что в нем есть
