Для прекращения всякой возможности сношения с внешним миром все письменные принадлежности были в первые годы запрещены для заключенных, их камеры отворял лишь сам — жандармский капитан, служивший смотрителем, и ни один служащий не имел права оставаться в одиночке с кем-либо из заточенных или вступать с ним в разговоры.. Самые имена их предполагались забытыми и они назывались по номерам. Сторожа же набирались, исключительно из уже испытанных при обысках и арестах жандармских сверхсрочных унтер-офицеров, к-рые притом же не имели права без особого мотивированного разрешения коменданта выходить за пределы острова й жили т. о. тоже в добровольном заточений. Первые годы одиночного заточения (хотя тогда и стали давать заточенным для чтения старинные учебники и грифельные дсскидля решения задач) были чрезвычайно тяжелы от невозможности чем-либо серьезно заниматься без письменных принадлежностей. Не имея . возможн ости о суще ствить меч ты о побеге, не„Внутренний ~ которые из заквид камеры., лючеГнных скоро впали в безнадежность и стали изыскивать средства окончить свое существование. С этой целью Мышкин вскоре после его привоза в Ш. к. бросил тарелку от супа в лицо отворившего дверь его камеры смотрителя и был казнен. В первый же год заточения повесился на полотенце Клименко, сошел с ума Щедрин и сжег себя в 1887 Грачевский, облив койку керосином из лампы и бросившись на нее (после этого лампы стали прикреплять висячим замком к железным кольцам, вделанным в стену). Умерли от чахотки Тиханович, Буцевич и Долгушин, а остальные ослабели и стали ходить, как тени. Грозило такое же, почти всеобщее вымирание, какое было перед тем в Алексеевском равелине Петропавловской крепости, где через 2х/г года из 12 привезенных осталось в живых только четверо: Фроленко, Тригони, Морозов и помешавшийся Арончик.
Всего в Ш. к., считая и тех, кто был доставлен туда только для совершения над ними смертной казни, с августа 1884 по сентябрь 1906 перебывало 68 человек. Из нйх: 1) 11 человек умерло от чахотки и цынги (Богданович, Буцинский, Варынский, Геллис, Долгушин, Златопольский, Исаев, Ксбылянский, Малавскцй, Немоловский и Юрковский); 2) 9 человек сошли с ума и умерли [Арончик (заболел также параличом обеих ног), Буцевич, Коношевич, Похитонов, Игн.
Иванов, Ювачев и Щедрин (дважды был приговорен к смертной казни, в общем провел в тюрьме, на каторге и в сумасшедшем доме ок. 40 лет), Кочура и Чепегйн]; 3) 4 чел. покончили самоубийством (сжег себя Грачевский, повесились Тиханович и Клименко, зарезалась нож 518 ницами Софья. Гинсбург); 4) 2 чел. (Минаков и Мышкин) были расстреляны за нарушение дисциплины Ш. к. — первый, находясь в состоянии психической депрессии, ударил тюремного врача, а второй бросил в «Ирода» тарелкой, жрлая добиться таким путем смертной казни и расчета с жизнью.
Вначале 90 — х гг., отчасти под непосредственным влиянием неустанной и полной героического величия борьбы шлиссельбуржцев и не без влияния общего роста революционного и оппозиционного движения в стране, порядки в Ш. к. относительно улучшились. Для письмен^ ных занятий стали выдавать карандаши и тетради с перенумерованными листами бумаги и с обязательством возвращать по первому . требованию. Взамен одиночных прогулок в особых клеточках под бастионом было разрешено гулять в них по-двое, сначала по назначению коменданта, обыкновенно соединявшего здорового с больным или находящегося в здравом уме с сумасшедшим, а потом и по собственному желанию из лиц, соединенных одинаковыми умственными интересами. Были заведены также столярная, токарная и переплетная мастерские в незанятых камерах, причем работать поневоле приходилось по-двое: умеющие учили неумеющих. Для переплетных работ благодаря сочувствовавшему заключенным доктору Безроднову, прослужившему в Ш. к. десять лет, стали получаться для переплета научные книги из ученых учреждений Петербурга, к-рые при этом прочитывались интересующимися. Знакомые с какой-либо наукой стали преподавать
Клетки и огороды для прогулок. В центре огород М. В. Новорусского.
ее. товарищам. За переплет книги зачислялось 10 коп.; из них и из зачислений за другие заказы составилась сумма, на к-рую по случаю был приобретен микроскоп. Лукашевич преподавал геологию и ботанику, и под его руководством было составлено несколько гербариев.
Морозов преподавал кристаллографию по сделанным из дерева моделям кристаллов, астрономию — по моделям звездного неба и наконец химию, воспользовавшись реагентами, приготовленными им самим и Лукашевичем для работ с микроскопом по физиологии растений. В конце-концов на Морозова был сделан донос, что он под видом физиологии растений обучает товарищей приготовлять динамит, но сделанный обыск и допрос не подтвердили этого обвинения, а установили только, что кроме физиологии растений Морозов преподает минеральную, органическую и аналитическую химию,, 17*
