Страница:БСЭ-1 Том 58. Флора - Франция (1936)-1.pdf/80

Эта страница не была вычитана

физическому разрыву между логикой и теорией познания. Кантианец Алоиз Риль следующим образом разграничивает задачи логики и теории познания: «Логика берет объекты мышления как данные и рассматривает их исключительно со стороны отношений, в каких они находятся друг к другу, поскольку они мыслятся; вопросом о происхождении нашего предметного знания она, как чистая логика, вовсе не занимается. Логические истины остаются тем, что они суть, совершенно независимо от того, откуда происходят объекты мышления; они остаются „истинами в себе“ и образуют теорию достоверности познания со стороны формы» (Риль, Философия в систематическом изложении, СПБ, 1909, стр. 88). Вопрос о содержании и происхождении познания не касается логики и принадлежит к теории познания. Теория познания «исследует источники нашего знания и определяет степень его обоснованности.

Происхождение познания, его реальность или общеобязательность, определение его границ  — таковы проблемы величайшей важности, к-рыми занимается теория познания. Предмет ее  — наука со стороны содержания; вместе с логикой, определяющей формы познания, она образует поэтому общее учение о науке» (там же, стр. 89).

Гегель пытался преодолеть абстрактный Ф.

Канта, выросший из противопоставления теории познания и логики, формы и содержания познания. По мнению Гегеля, основное требование научного познания состоит в том, чтобы отдаться движению и жизни самого предмета и раскрыть внутреннюю его необходимость. Гегель требует содержательной логики, которая изучает не только форму, но и содержание познания. Гегель если и не доказал, то во всяком случае в идеалистической форме предугадал, что познание черпает из реального мира не только свое содержание, но и свои формы. Логика Гегеля рассматривает познание в его историческом развитии и ставит вопрос о его соответствии объективной реальности; поэтому логика у Гегеля одновременно является и теорией познания. Весьма важным и существенным с точки зрения преодоления Ф. является гегелевское диалектическое учение о конкретном понятии, сочетающем в единстве всеобщее, особенное и единичное. Диалектика Гегеля является важным этапом на пути преодоления Ф. метафизического мышления, но идеалистическая диалектика Гегеля сама не могла избегнуть порока Ф. Исходная точка гегелевской логики — понятие Чистого бытия  — является пустым формально-логическим понятием. Понятие в своем происхождении у Гегеля отрывается от конкретного, чувственного восприятия и чисто догматически превращается им в последнее основание бытия. Логическое у Гегеля подчиняет и порабощает историческое.

Природа и история являются у Гегеля лишь прикладной логикой. Поэтому конкретное содержание у него очень часто становится формальным моментом, а абстрактное определение формы выступает как конкретное содержание.

Указывая на это обстоятельство в своей критике гегелевской философии права, Маркс делает замечание, вскрывающее подлинный источник формалистских пороков гегелевской диалектики. У Гегеля «центр тяжести интереса лежит не в сфере философии права, а в сфере логики. Философская работа Гегеля направлена не на то, чтобы наполнить абстрактное мышление конкретным содержанием политическихопределений, а на то, чтобы испарить содержа»ние существующих политических определений и превратить их в абстрактные мысли. Не логика дела, а дело логики является философским моментом» (Архив Маркса и Энгельса,, кн. Ill, М. — Л., 1927, стр. 153).

Гегель не мог до конца преодолеть Ф. и потому, что понимание им практики остается чисто идеалистическим, под практикой и трудовой деятельностью человека понимается исключительно духовная теоретическая деятельность. Если создание такой колоссальной системы, как гегелевская, требовало обширных и глубоких знаний, то официальная гегелевская школа свела диалектику своего учителя к абстрактным формальным приемам, применявшимся к любому предмету без всякого конкретного исследования. «Все наследие Гегеля ограничивалось для этой школы простым шаблоном, при помощи которого строилась любая тема, и списком слов и оборотов, годных только для того, чтобы во-время их вставлять тамг где нехватало мыслей и положительных знаний. Таким образом, получилось, как сказал один боннский профессор, что они ничего не понимали, но писать могли обо всем» (Рецензия Энгельса на книгу Маркса «К критике политической экономии», см.: Маркс, К критике..., М., 1933, стр. 205).

Только материалистическая диалектика Маркса и Энгельса, являющаяся философией пролетарской революции, выросшей из нового понимания природы и истории, дает методологическую основу для преодоления Ф. Только материалистическая диалектика оказалась в состоянии ликвидировать раскол между абстрактно-всеобщим и конкретным, теорией познания и логикой, теорией и практикой. Материалистическое понимание истории, вскрывающее* действительные источники всякой идеологии и всяких форм мышления, является мощным оружием в борьбе со всякого рода Ф., отрывающим процесс развития философских идей от общественного производства и классовой борьбы.

Современная буржуазная философия наряду с мистикой и интуитивизмом все больше и больше проникается Ф. Одним из главных источников Ф. современной буржуазной философии является кризис теоретической физики. Математический Ф. теоретической физики приводит к тому, что материя как физическая реальность устраняется, а остаются лишь формальные соотношения, представляемые дифференциальными уравнениями. «„Материя исчезает",, остаются одни уравнения. На новой стадии развития и, якобы, по-новому получается старая кантианская идея: разум предписывает законы природе» (Ленин, Сочинения, т. XIII, стр. 252). Марбургская школа во главе с Германом /Когеном на этой почве пыталась возродить Ф. кантовской философии.

Современное неокантианство эклектически сочетает Ф., априоризм и историзм. Характерным примером такого сочетания является «философия символических форм» Э. Кассирера. Исходной точкой его является отрицание материалистического понимания познания как отражения реального мира и превращение форм познания в символические формы наряду с языковыми и религиозными формами. Эти символические формы Кассирер рассматривает исторически; но вместе с тем он заявляет, что процесс их развития заключает в себе определенные всеобщие синтетические формы сознания^