московский государственный язык все более упорядочивает в своей структуре смешение и столкновение сев. — русских и южно-русских диалектальных особенностей. В 17 в. в нем укрепляется целый ряд грамматич. явлений, широко распространенных в живой народной речи как севера, так и юга, напр.: окончания «-ам» («-ям»), «-ами» («-ями»), «-ах» («-ях») в формах склонения множественного числа имен существительных мужского и среднего рода, а также женского рода типа «кость», формы именительного падежа множественного числа на «-ья» типа «друзья», «князья», «сыновья» и т. п.; «деревья», «каменья» и т. п. В 17 же веке в рус. литературном языке окончательно сформировалась категория одушевленности, включившая в себя как имена лиц мужского и женского пола, так и названия животных (между тем как до этого выделялись в особый разряд личных имен существительных лишь слова, обозначавшие лиц мужского пола). Вообще, в 17 в. московский деловой язык, подвергшись фонетической, а еще больше грамматич. регламентации, выступает в качестве рус. общенациональной нормы общественно-бытового выражения. Так, устраняется чередование «г» — «з», «х» — «с» (а также уже раньше вымиравшее «к» — «ц») в формах склонения (ср. в грамотах 16 в.: «по сроцЬ», «на нашем челов'ЪщЬ», «по денз'Ь» и т. п.); выходят из живого письменного бытового употребления энклитические формы личных местоимений: «ми», «ти», «мя», «тя» и т. п.
Таким образом, к концу 17 в. устанавливаются многие из тех явлений, к-рые характеризуют грамматич. систему рус. литературного языка 18—19 вв.
В 17 в. со всей решительностью встает вопрос о перераспределении функций обоих письменных языков: книжного русско-славянского и более близкого к живой, разговорной речи русского делового, административного. В государственном письменно-деловом языке к этому времени были окончательно стерты резкие диалектальные отличия между Новгородом и Москвой. В 17 в. установились не только морфологические, но и фонологические нормы общерусского государственного языка (йканье на средне-русской основе, различение звуков «Ъ» и «е» под ударением, сев. — русская система консонантизма, однако освобожденная от резких областных уклонений, вроде новгородского смешения «ч» и «ц»и т. д.). Процесс образования рус. национального языка связан с «обмирщением» просвещения. Славяно-русский язык семантически обновляется, подвергаясь влиянию зап. — европейских языков и еще теснее сближаясь с народной речью, а те его стили и разновидности, к-рые были проникнуты клерикальным духом, постепенно (к концу 17 в. — началу 18 в.) вытесняются с командных высот культурной жизни. Русский деловой язык уже в 16 в. далеко выходит за пределы государственных и частных правовых актов, административной переписки. Расширению живой народной струи в системе литературного языка содействовали новые демократии. стили литературы, возникавшие в среде грамотной посадской массы.
В половине 17 в. средние и низшие слои общества (низшее духовенство, городское купечество, служилые люди, грамотное крестьянство) пытаются установить свои формы литературного языка, далекие от книжной религиозно-поучительной и научной литературы, свою стилистику, на основе к-рой реалистически перерабаты 762
вают сюжеты старой литературы (ср., напр., повести 17 в.: «Слово о благочестивом царе Михаиле» или «Сказание о древе златом и о золотом попугае и о царе Михаиле, да о царе Левкасоре»). Эти новые стили литературного языка широко пользуются изобразительными средствами и лексикой устной словесности.
Таким образом, во второй половине 17 в., когда роль города становится особенно заметной, в традиционную книжную культуру речи врывается сильная и широкая струя живой устной речи и народно-поэтического творчества, двигающаяся из глубины социальных низов. Но живая народная речь сама по себе еще не могла стать базой общерусского национального языка. Она была полна диалектизмов, к-рые отражали старую феодально-областную раздробленность страны. Она была оторвана от языка науки, к-рый формировался до сих пор на основе славяно-русского языка.
Она была синтаксически однообразна и еще не освоилась со сложной логической системой книжного синтаксиса. Генрих Лудольф, автор «Русской грамматики» (Оксфорд, 1696), так изображает значение славяно-русского языка: «Для русских знание славянского языка необходимо, так как не только священное писание и богослужебные книги у них существуют на славянском языке, но, не пользуясь им, нельзя ни писать, ни рассуждать по вопросам науки и образования». «Так у них и говорится, что разговаривать надо по-русски, а писать пославянски». Отсюда понятно, что рус. национальный язык в 17 и 18 вв. образуется на основе синтеза всех жизнеспособных и идейно ценных элементов рус. речевой культуры, т. е. живой народной речи с ее областными диалектами, устного народно-поэтического творчества, государственного письменного языка и языка церковно-славянского с их разными стилями. Но в 17 в. и даже в начале 18 в. средневековое многоязычие еще не было преодолено. Контуры национального Р. я. лишь обозначались. Например, в сочинениях такого крупного писателя 17 в., как протопоп Аввакум, наблюдается тонкая и сложная система сцепления, сопоставления и взаимопроникновения живых народных и славяно-русских выражений.
Церковно-славянский язык 17 в. переживает сложную эволюцию. 17 век — время последнего, предсмертного расцвета традиционного средневекового мировоззрения. В связи с этим, а отчасти в противовес надвигающейся на рус. язык волне европеизации, усиливается в литературе реакционных кругов монашества и боярства риторическое «плетение словес», возрождаются традиции византийского витийства (культ греч. языка в школе Епифания Славинецкого, братья Лихуды). Еллино-славянские стили отличаются «необыкновенною славянщизною» (ср., напр., склонность их к сложным торжественным словам: «рукохудожествовать», «гордовысоковыйствовати» и т. п.; обилие грецизмов, фраз, составленных по византийскому образцу, запутанные синтаксические конструкции и др.). Однако за пределами исправления славянского текста священного писания, богослужебных книг и религиозно-учительной литературы греч. влияние на литературу Московской Руси 17 в. не было значительным. Культурно-общественное значение греч. языка падает. Еллино-славянские стили в начале 18 в. принимают узкий, профессионально-церковный или научно-богословский характер. Напротив,
