язык старо-болгарский в его обоих диалектах — восточном и западном, и с некоторой долей языка чехо-моравского, проникшего в него еще частью в самой Моравии в самом начале славянской письменности, а частью уже позднее, в 10—11 вв., под пером учеников Кирилла и Мефодия, переселившихся в Болгарию после изгнания их из Моравии. На этом языке русские люди впервые услыхали книжную славянскую речь, которая, однако, была им вполне понятна... Каждый русский книжный человек усваивал этот язык, ставший для него языком литературным» (акад. Истрин). Однако отчуждения книжного языка от народного в древней Руси не возникло. Древне-русские переводчики и писатели свободно сочетали литературно-славянские слова с русскими. Кальки греческих фраз не ломали вост. — славянской семантики. Но русский элемент мог ярко проявить себя только в таких произведениях, в к-рых приходилось касаться сфер бытовой, общественной, отчасти военной. Таким образом, славяно-русский язык не мог вовлечь в свою систему целиком общерусский разговорный язык. С другой стороны, общерусский язык, сложившийся в Киеве, не мог резко изменить свою семантику, свой строй и образы под влиянием языка славяно-русского, т. к. уходил своими корнями в живую устную речь вост, славян. Взаимодействие этих двух языков не могло стереть фонетических, грамматических, лексических и семантических различий между ними* Поэтому Киевская Русь пользуется обоими этими языками в своей письменности, но в разном объеме и в разных идеологических сферах.
В эпоху художественного расцвета Киевской Руси (11—12 вв.) развивается светская рыцарская поэзия на общерусском языке, зафиксированная в письменной форме. Эта светская поэзия претендует на равноправие с клерикальной церковно-славянской письменностью. Вместе с тем, обычное право, юридические нормы, государственное делопроизводство, тесно связанные с традициями живой вост. — славянской речи, не могли не приспособить славянской системы письменного изображения речи для своего закрепления. И тут проявляется живая струя устной рус. речи так же, как и в народно-поэтич. произведениях.
Интересно, что в языке «Русской правды» (по древнейшему списку 1282) наблюдается почти полное отсутствие церковно-славяйизмов. Живой общерусский язык ярко проявляется и в летописном стиле 11—13 вв.
Высшим художественным выражением вост. славянского народно-поэтического творчества эпохи Киевской Руси является язык «Слова о полку Игореве» (конец 12 в.). По словам К. Маркса, «вся песнь носит христианскигероический характер, хотя языческие элементы выступают еще весьма заметно» (Маркс и Энгельс, Соч., т. XXII, стр. 122).
Уже этой характеристикой определяется смешанный тип языка «Слова о полку Игореве». Автор «Слова о полку Игореве» широко знаком с книжными светскими и религиозными произведениями, но не чуждается родных образов вост. — славянской народно-поэтической речи. Основа языка «Слова о полку Игореве» — народно-поэтическая стихия и живая устная вост. — славянская речь. Из стилистических пластов рус. речи ярче всего отражается в языке «Слова» лексикон и фразеология военно-дру 754
жинного рыцарского быта, общая с летописной: «всести на конь», «ездить в стремени», «пить шеломом Дон», «изломить копье свое», «добыть копьем», «стоять за обиду», «потоптать полки», «повоевать жизнь» и другие подобные летописные выражения почти буквально повторяются в «Слове о полку Игореве». В «Слове» с чрезвычайной выразительностью использованы также выражения и образы, связанные с охотничьим и земледельческим бытом.
Большое число старых руссизмов в дошедшем до нас тексте «Слова о полку Игорево заставляет предполагать, что они принадлежат первоначальному тексту «Слова» и что* там руссизмов было значительно больше, чем в Мусин-Пушкинском списке 15—16 вв., т. е. что язык «Слова о полку Игореве» не отличался резко от живой русской речи 12 в. и от устной народной поэзии того времени. Вместес тем, язык «Слова», при всей его близости к народной поэзии, совершенно явственно обнаруживает связи со славяно-русским языком и со стилями византийской литературы.
Таким образом, в эпоху Киевской Руси рус. литературный язык развивается в двух направлениях: язык народный обогащается художественным опытом книжной литературы, язык славяно-русский проникается стихией живой вост. — славянской речи. Промежуточное положение между этими двумя разновидностями древне-русской литературной речи занимает деловой язык, язык грамот и договоров. Язык грамот далеко не всегда отражал непосредственно живую речь. В разных типах грамот с течением времени вырабатывались свои застывшиеформулы, далекие от живого языка. Эти формулы повторялись иногда из века в век, хотя бы уже давно не соответствовали современной бытовой речи. Но, в общем, в период, предшествовавший образованию Моск. царства, письменность была преимуществом христианизированных классов — духовенства (монашеского на своих верхах) и княжеско-боярской и дружинной среды — и чаще всего служила орудием новой веры. Эстетику мирянина, поскольку она не удовлетворялась церковью, питало устное, песенно-сказочное творчество. Но и для эпоса,, и для новеллы отсутствовала живая потребность в передаче на письмо. Литературное писание было «священно». Господствующая стихия в древне-русской письменности — это публицистика на религиозные темы. Развитие публицистической речи было связано с ростом византийского влияния на славяно-русский язык.
Исследователями древне-русской культуры отмечен рост византийского влияния в древнерусском литературном языке с 12 в., особенна в области церковной письменности. Греческиеобразы, эпитеты, метафоры в рус. произведениях 12 в. составили необходимый результат* заимствования из греко-славянских памятников, сроднившихся с рус. языком и сделавшихся целью, идеалом для рус. авторов (ср., напр., зависимость языка поучения князя Владимира Мономаха от языка «Заветов 12* патриархов»). Усиление византийско-книжной струи в церковных стилях славяно-русского* языка было связано с вытеснением и стеснением народно-поэтической стихии в нем. Несмотря на это, славяно-русский язык служил могучей культурно-объединяющей силой в период, развивавшегося в 12—14 вв. (после упадка «империи» Рюриковичей) феодального раздробления древней Руси. Несомненна тесная
