различных предшествовавших эпох жизни языка, то закрепление их в виде правил делало О. в известной степени невыдержанной и даже противоречивой. В этом — один из источников расхождения между О. и живой речью. Другим фактором, способствовавшим такому расхождению, являлись те случаи, когда письменность заимствовалась в готовом виде из другого (б. ч. близкого по грамматич. строю и лексике) языка. Так было, напр., с русской О.
Взяв сложившуюся систему письма, приспособленную к другому языку (старо-славянскому), русские получили нек-рое число букв, лишних сточки зрения русского языка (напр., «юсы», «фита» и «ф» для обозначения одного и того же согласного звука и нек-рые др.), для части же своих звуков букв не имели; то же касается и нек-рых приемов написания слов и их частей (например, окончаний «-аго», «-яго» в родительном падеже прилагательных). Несмотря на неудобство всего этого для пишущих и читающих, установленными позднее (в грамматиках 17—18 вв.) правилами О. были закреплены почти все установившиеся по традиции приемы письма. Такие же факты имеют место до настоящего времени и в западно-европейских языках (например, французском), орфография которых сложилась под влиянием латинского письма.
Отставание О. от живого языка в известной мере неизбежно: произношение хотя и медленно, нЬ непрерывно меняется, а кроме того, оно различается по диалектам; О. же не может неотступно следовать за изменениями в языке: частые реформы расшатывали бы орфографии, дисциплину, требовали бы постоянного обновления типографской техники, периодически выводили бы из строя большие количества напечатанных по «устаревшей» орфографии книг.
Задерживаясь же в течение определенных, достаточно длительных периодов, О. тем самым способствует сохранению связи с памятниками письменности предыдущих эпох и, следовательно, помогает более широкому цспользованию культурного наследства. Однако вопрос об отношении к О. и ее реформированию совершенно по-разному ставится и разрешается в странах капиталистических и в нашей стране победившего социализма. При несомненной заинтересованности господствующих классов капиталистич. стран в развитии техники и, следовательно, в распространении элементарного образования эти классы в то же время боятся открыть массам широкий доступ к образованию и всячески стараются сохранить свое привилегированное положение в области науки и культуры. Этим объясняется всеобщий консерватизм правящих групп капиталистич. стран в вопросах О. — там, где речь идет о ее реформе с целью упрощения. Ярким примером такого консерватизма являлась политика российского царского правительства, с тупым упорством сопротивлявшегося малейшим попыткам облегчить русское правописание и рассматривавшего один лишь факт сочувствия реформе О. как проявление «крамольного духа». За все время существования Русской империи только труд акад. Грота «Русское правописание» (1885), официально никем не утвержденный, а лишь рекомендованный для руководства школьным ведомством, в нек-рой степени упорядочил запутанные вопросы русской О. Совершенно иначе отнеслась к вопросу о реформе орфографии Советская власть. Она с первых дней своего суще — 414
ствования поставила перед собой задачу — приобщить к высшим достижениям культуры широкие массы трудящихся. Поэтому одним ив первых законодательных актов Советского правительства явился декрет о введении новой О. в русском письме, проект к-рой был подготовлен Академией наук до 1917. Реформирована О. и ряда других языков (украинского, белорусского, еврейского и др.) путем сокращения историч. элементов правописания и перестройки О. на основе фонетического и морфологическогопринципов. Для народов СССР, ранее вовсе не имевших письменности и младо-письменных, в качестве основы для рациональной О. были созданы алфавиты, в к-рых количество букв был О’ приведено в соответствие с количеством имеющихся в языке основных звуков (так называемых фонем).
Лит.: Грот Я. К., Филологические разыскания, 2 изд., т. П, СПБ, 1876; его же, Спорные вопросы русского правописания от Петра Великого доныне, СПБ, 1873 (неск. изданий); его же, Русское правописание, СПБ, 1885 (ряд изданий до 1914 вкл.); Брандт Р. Ф., О лженаучности нашего правописания, «Филологические записки», Воронеж, 1901, № 1—2; Ушаков Д. Н., Русское правописание. Очерк его происхождения, отношения его к языку и вопроса о его реформе, М., 1911, 2 изд., М., 1917. См. также журналы: «Родной язык в школе», Ярославль, 1914, [жури, не раз менял свое название, с 1919 по 1932 изд. в Москве], «Русский язык в советской школе»» М., 1929—31, и «Русский язык в школе», М., 1936—38.
ОРФОЭПИЯ (в буквальном переводе с греческого — «правопроизношение»: ср. «орфография = правописание»), система норм, определяющих правильное произношение того или иного литературного языка. Единообразное правильное литературное произношение (орфоэпическое произношение) противополагается множеству диалектальных систем произношения, свойственных различным местным говорам, и наряду с единообразным правописанием и единообразной системой грамматических норм отражает стремление говорящих с наибольшей це^ лесообразностью использовать литературный язык.» — Попытки установить единообразноепроизношение, способное противостоять центробежным стремлениям местных диалектов, нередко приводят к ориентировке на правописание. Однако во многих языках (в частности в русском) фонетический принцип орфографии ограничен т. н. морфблогич. принципом, принципом одинакового написания одной и той жеморфемы (см.) независимо от различий ее произношения в разных сочетаниях; кроме того, соответствие между звуками и буквами в составе слова нередко нарушается «традиционными» написаниями, отражающими старое, исчезнувшее произношение (см. Орфография).
В тех языках, в которых орфография обладает такими особенностями, чрезмерное довериек написаниям порождает искусственное «буквенное» произношение, вступающее в противоречие с традициями устной речи и тем самым с языковым чутьем говорящих. — В основу орфоэпич. системы того или иного языка может ложиться произношение определенной местности, чаще всего — исторического, политического и культурно-экономического центра. Так, для французского языка образцовым является произношение Парижа, для английского — произношение Лондона. Другим путем вырабатывалось литературное произношение немецкого’ языка. В Германии, раздробленной политически и экономически вплоть до 1871, не могло* получить преобладание местное произношение' того или иного культурного центра; поэтому
