таковы лейтмотивы поэмы, отразившей несокрушимую волю рабочего класса к победе.
В поэме «150.000.000», как и в других произведениях этих лет («Пятый Интернационал», 1922, «Прозаседавшиеся», 1922, и пр.), мастерство плакатно-агитационного образа достигло высокого развития. Предельное сгущение и преднамеренное схематизирование образа, гипербола и олицетворение абстрактных понятий как средство создания широких и символических обобщений, плакатная заостренность и подчеркнутость — все это повышало агитационную выразительность произведения. Именно в рамках этой художественной системы выработался и волевой, мужественный стих М., сохранивший от дореволюционного периода разговорную основу, но освободившийся от прежней интонационной изломанности и нервности. В соответствии с образом поэта — «трибуна» и «агитатора» — характерной особенностью поэзии М. становится ее «лозунговость», тяготение к экономному, агитационно-действенному стиху-лозунгу.
Но дальнейшее развитие принципов боевой политической поэзии привело Маяковского к пересмотру своего художественного метода.
Борьба за искусство, органически связанное с интересами социалистич. революции, борьба за большое народное искусство необычайно обогащала идейное содержание творчества М., расширяла его тематику, связывала бесчисленными нитями с различными сторонами советской действительности. Эта насыщенность поэзии М. темами и проблемами конкретной действительности властно толкала поэта в сторону реализма. Метод плакатного гиперболизма при всей своей остроте и лапидарной выразительности оказывался недостаточным для того, чтобы охватить все многообразие жизни. Поэтому, начиная с 1923—24, реалистические тенденции в творчестве М. становятся основными и решающими.
Поэзия М. всегда была чужда поверхностного натурализма и бытовизма. Но, в отличие от стихов первых лет революции, когда та или иная тема действительности раскрывалась поэтом как абстрактная политич. тема, как обобщение (бюрократизм, капиталистич. строй), отвлеченное от живых людей, конкретных носителей данного явления, — в творчестве М. позднейшего периода усиливается интерес к человеку, к конкретному типическому образу. Если раньше М. выражал типическое содержание с помощью символизированных гипербол (стопятидесятимиллионный Иван и Вудро Вильсон из поэмы «150.000.000»), то в таких стихах, как «Рассказ литейщика Ивана Козырева...», «Помпадур», «Парижанка» и др., это же типическое содержание раскрывается в живых индивидуализированных образах рабочего, обюрократившегося самодура, женщины капиталистич.
Запада и т. д. Реалистическая направленность позволила М. отойти от нарочитого схематизирования действительности, характерного для его стихов периода гражданской войны, обогатила множеством оттенков его палитру и тем самым чрезвычайно усилила художеств, убедительность и политич. действенность его образов. С этим связана и перестройка стилистич. средств М. Зрелый М. освобождается от неоправданной вычурности и затрудненности образов, добиваясь реалистич. простоты, четкости, смысловой насыщенности, борясь за искусство, доступное массовому читателю, не снижая приэтом высокого уровня поэтич. мастерства.
Метафора приобретает предметно-реалистич. обусловленность, становится художественным средством познания, осмысления реальной действительности. Стремление к реалистич. простоте внесло существенные изменения и в язык поэта. Отпадают излюбленные ранее синтаксические инверсии. Сокращается количество неологизмов. «Снижение» поэтич. лексики мотивируется вторжением словаря политики и публицистики, с одной стороны, демократизмом языковой культуры народных масс, от лица к-рых говорит поэт, — с другой.
Большую роль в творчестве М. сыграла его работа в газете, начавшаяся еще в 1922, но особенно интенсивная в 1926—29 («Известия», «Комсомольская правда»). Именно в газете расцвела замечательная сатира Маяковского, беспощадно разящая врагов социализма, выковался новый стихотворный жанр политич. фельетона, публицистически заостренного и тематически злободневного. Своей сатирой М. бичевал бюрократизм, взяточничество, протекционизм, трусливый и карьеристский подхалимаж, еще бытовавший в советской действительности («Протекция», «Взяточники», «Фабрика бюрократов», «Трус», «Столп», «Подлиза», «Служака»), разоблачал классовых врагов — буржуа и кулаков, вредителей и террористов («Буржуй-нуво», «Призыв», «Да или нет», «Вредитель», «Враги хлеба» и др.). С особой страстностью выступал Маяковский против отвратительного наследия старого мира, против обывательщины и мещанства («О дряни», «Любовь», «Даешь изящную жизнь», «Письмо к любимой Молчанова», «Пиво и социализм», «Ответ на мечту», «Маруся отравилась», «Сплетник» и др.).
Для М. не было тем, «недостойных» поэзии.
Он писал об испорченных мостовых и мелочах комсомольского быта, о Москвошвее и уличном движении. «Надо в каждой пылинке будить уметь большевистского пафоса медь», требовал он. И «большевистский пафос» его стихов расширял узкие рамки темы, возводил единичный факт на высоту широкого обобщения.
Прекрасным образцом такой поэзии широкого публицистического кругозора могут служить т. н. заграничные стихи М., явившиеся в результате его поездок по Зап. Европе и Америке (цикл стихов «Париж», 1924—25, «Стихи об Америке», 1925—26, и «Туда и обратно», 1928—29). В них нет безразличных, равнодушных описаний. Это — яркий, насыщенный страстью и гневом обвинительный акт капитализму: Если ты отвык ненавидеть, приезжай сюда, в Нью Норк!
С этим протестом М. против затхлого мира буржуазных отношений органически связана и его борьба за утверждение новых социалистических отношений. В сущности, М. с тем большей ненавистью обрушивался на пережитки мещанства в нашей действительности, чем отчетливей и ярче вырисовывался перед ним идеал нового человека, рожденного социалистической революцией, свободного и раскрепощенного, очищенного от грязи собственнического общества. Драматическое столкновение свободной и социалистически мыслящей личности со стихией косного и обывательского буржуазно-нэповского быта дано в поэме «Про это» (1923), отдельные мотивы которой перекликаются с дореволюционными поэмами М.
