Страница:БСЭ-1 Том 37. Лилль - Маммалогия (1938).pdf/88

Эта страница была вычитана

неопределенна и расплывчата. Романтизм для него — это только свобода от «правил» да соблюдение так наз. местного «колорита», т. е. внешне исторических и бытовых аксессуаров. Его теория гротеска — возвышенного в смешном, — направленная против строгого разделения прекрасного и безобразного, трагического и комического, утвержденного классицизмом, имела гл. обр. полемическое значение и не давала художнику никаких твердых указаний. Но именно эта расплывчатость критич. программы Гюго и сделала ее столь популярной, ибо она соответствовала особенностям весьма пестрого франц. романтизма, не отличавшегося строгостью своих принципов и, в отличие от немецкого, гораздо более близкого буржуазному реализму 19 в. — Романтическая Л. к. в Англии не создала ничего оригинального. Ее главный деятель поэт Кольридж свои принципы целиком заимствовал у Августа Шлегеля и Шеллинга. Его большое местное значение заключается в том, что он при помощи идей нем. романтиков значительно расширил границы истории англ. литературы, окончательно утвердив Шекспира в правах величайшего англ. поэта и реабилитировав средневековую англ. поэзию и елизаветинскую драму. Из других англ. критиков, немало потрудившихся вместе с Кольриджем для восстановления богатого прошлого англ. литературы, следует назвать Ч. Лемба и У. Газлитта.

Борьба буржуазии с остатками феодальных классов, еще пытавшихся в первое десятилетие 19 в. вернуть утраченную власть, выдвинула либеральную критику. Главный ее представитель в Германии — Л. Берне, автор книги о Гёте и «Менцеля французоеда». Так как в Германии бюрократический полицейский строй был еще очень силен, либерализм Берне носил весьма резкий радикальный характер. Главное его значение состояло в упорной борьбе против реакционной демагогии романтиков. Но в деятельности Берне ясна ограниченность буржуазного либерализма. Так, например, он оказался не в состоянии понять Гёте, которого он «разносил за недостаток любви к свободе», т. е. за то, что Гёте не подходил под мерку куцого бюргерского свободолюбия. Во Франции либеральная Л. к., что легко объясняется сказанным выше, близка к критике романтической, у к-рой она заимствовала много идей, приспособляя их к воспеванию «мирного», постепенного прогресса. Начинавшееся идейное обеднение, эклектизм, отражавший «философию» преуспевающих буржуа, ясны уже у Вильмена. Находясь под влиянием критических принципов м-м де Сталь, Вильмен в своем «Курсе истории литературы», однако, руководствовался скорее соображениями личного вкуса, чем анализом, и больше описывал, чем объяснял. Вильмен изобрел тот род критики, который занимает среднее место между романом и монографией. Более яркой фигурой был Сент-Бёв, автор «Картины французской поэзии 16 века», «Портретов» и «Бесед по понедельникам». Эклектизм Вильмена заменяется у Сент-Бёва более тонким скептицизмом, но если тот все же еще сохранял некоторое почтение к философской критике, то второй совершенно отказался от признания философии. Историзм, заимствованный им у романтиков, Сент-Бёв понял, как избавление от необходимости устанавливать какие-либо законы в искусстве. Главной целью критики Сент-Бёв считал проникновение в психологический облик писателя, выяснение его индивидуальности. Он изучал корреспонденцию, беседы, мысли, детали, характер, нравы, биографии великих писателей. Под влиянием физиологов-мыслителей Кабаниса и Биша Сент-Бёв придал большое значение физиологическому складу писателя, даже его здоровью, темпераменту и т. п. Несмотря на своеобразные отзвуки старого «физиологического» материализма, метод Сент-Бёва обусловил субъективизм т. н. эстетической критики конца века, хотя выдающийся талант Сент-Бёва, его изумительная, прямо художественная способность характеристики и до сих пор придает большую ценность его лучшим произведениям. Неудивительно, что при своем таланте Сент-Бёв был очень неустойчив в своих оценках, напр., то принимал, то отвергал Гюго, и подчас узок в своих суждениях, не поняв, например, величия Бальзака, которого он неустанно травил.

Особое положение в Л. к. этого периода занимает деятельность представителей классической буржуазной мысли и искусства, со всей откровенностью рисовавших противоречия буржуазного прогресса, не впадая при этом в романтическую утопию. Всех их, несмотря на подчас очень глубокие различия, объединяет стремление преодолеть противоположность между рационалистическим реализмом просвещения и романтической фантастикой, обосновать понимание реализма, включающего в себя исторический взгляд на жизнь общества, диалектику буржуазного прогресса. В Германии это направление открывают величайшие немецкие поэты Шиллер и Гёте. Шиллер еще во многом близок к просветителям, но своим осуждением рассудочного «сентиментального» характера литературы 18 века и своим близким к реалистическому истолкованием античной поэзии проложил дорогу к диалектическому истолкованию художественной правды у Гегеля. Гёте также, подобно Шиллеру, питавший отвращение к романтизму и продолжавший традиции реалистической критики 18 в., преодолевал ее отвлеченный нормативизм. Особенно замечательна гётовская критика натурализма и защита права искусства на реалистическую идеализацию (комментарии к «Трактату о живописи» Дидро, «Коллекционер и его близкие», «О правде и правдоподобии»). Глубокое историческое понимание литературы у Гёте сказалось в его статьях о Шекспире («Ко дню Шекспира», «Шекспир и несть ему конца»). Особенно громадное значение для судеб Л. к. имела эстетика классического немецкого идеализма, в особенности деятельность ее величайшего представителя — Гегеля. Но характерно, что влияние Гегеля на буржуазную Л. к. оказалось сравнительно нешироким. Буржуазная гегельянская критика усвоила только консервативные стороны взглядов своего учителя, его идеализм. Понять истинную ценность эстетики Гегеля, его метод, его диалектику смогли только руководители борьбы против буржуазного общества, создатели революционно-материалистической диалектики — Маркс и Энгельс — или (конечно, гораздо менее глубоко) такие радикально-демократические писатели, как Гейне, к-рый в своей «Романтической школе» и «К истории религии и философии в Германии» дал исключительно проницательную для своего времени оценку крупнейших литературных и философских явлений