Страница:БСЭ-1 Том 37. Лилль - Маммалогия (1938).pdf/85

Эта страница была вычитана

предвзятых правил и условностей, осмеивая приторное облагораживание жизни в дворянской литературе, ее подчинение этикету и изящным манерам. Он сделал попытку разрушить сословную иерархию жанров, он защищал эстетическую ценность жизни «третьего сословия», ее права на героическое и трагическое изображение Этой цели должен служить «серьезный жанр», заимствующий от трагедии ее патетический характер, а от комедии  — ситуации из обыденной жизни. В соответствии с этим Дидро был в противоположность Вольтеру горячим защитником новых видов драматического творчества, созданных буржуазным движением — мещанской драмы и «трогательной комедии», пропагандистом англ. литературы. Дидро стремился к возможно более широкому применению реализма в вопросах художественной формы. Так, напр., отвлеченной психологической трактовке характеров у классицистов, олицетворению исконных человеческих страстей Дидро противопоставил включение в типический характер сословных общественных черт. И все же ему не удалось создать последовательной системы реалистической художественной оценки, до конца освободиться из-под влияния классицизма. Поэтическое изображение буржуазной повседневности, к теоретическому обоснованию к-рого гл. обр. стремился Дидро, необходимо должно было привести к двойственности, т. к. уже слишком велико было расстояние между торгашески пошлой практикой буржуазного развития и тем идеальным царством свободы и равенства, которое хотели создать на его основе просветители. Хотя Дидро, как и все его единомышленники, не видел этого противоречия, оно дало себя знать в его критич. взглядах: героическое, возвышенное, все гражданские добродетели достижимы только ценою полного отказа человека от своих действительных повседневных интересов, ценой самоотречения. В соответствии с этим Дидро требует, чтобы и поэтическое преображение жизни было отвлечено от ее повседневного реального содержания, и не отвергает вполне классицизма; к реалистической основе художественного творчества, к наблюдению действительности он хочет добавить заимствованные у классицизма способы «облагораживания» жизненного материала, его «очищения» от бытового, обыденного. Несмотря на все свое уважение к Шекспиру, Дидро считал его уже слишком натуральным, слишком близким к повседневности. Его идеал — соединить вместе традиции англ. реализма и франц. трагедии, Ричардсона и Расина, язык к-рого для Дидро есть все еще «язык богов». Гораздо резче была атака на критические принципы прошлого века у радикальных, плебейски настроенных просветителей, обвинявших энциклопедистов в недостаточно решительном разрыве с прошлым. Вождь этого направления Руссо в «Письме к Д’Аламберу о зрелищах» и в романе «Новая Элоиза» с гораздо большей категоричностью, чем Дидро, напал на испорченность, неестественность и антинародность классицизма. Руссо в эстетических вопросах  — гл. обр. отрицатель, он не развивал систематической положительной программы. Он склонялся даже вообще к отрицанию театра, считая его непоправимо зараженным развращенностью высших классов. Страстность и сила его отрицания оказали могущественное воздействие на критическую мысль предреволюционной эпохи. Руссо обвинял дворянскую литературу гл. обр. с морально-воспитательной точки зрения. От художественного ее обаяния, как он сам признавался, он тоже не мог вполне освободиться. В этом отношении гораздо решительнее оказался последователь Руссо Себастьян Мерсье. В своем «Новом опыте о драматической поэзии» он начисто осудил «дурное» искусство 17 века. Жизнь высших классов вообще исключается из сферы искусства, искусство должно изображать народ. Мерсье особенно рекомендовал художникам сюжеты из крестьянской, ремесленнической жизни; главное в искусстве — социальная правда, защита угнетенных и бедняков; перед этим все «правила»  — ничто. В классицизме Мерсье видел художественные выражения феодального насилия. Юнговское учение о свободе творчества он толковал в радикальном политическом смысле. «Гений — друг свободы ... всякий деспотизм ему невыносим»; не у Корнеля и Расина надо учиться подражанию природе, а у Сервантеса, Мильтона, Данте, Шекспира, заботившихся не об изяществе стиля, а о правде. Но Мерсье очень упростил проблематику искусства. Искусство для него лишь моральное назидание, изложенное в занимательной форме. Эти черты взглядов Мерсье отражали слабые стороны радикальной плебейской демократии 18 в., видевшей средство разрешения противоречий буржуазного прогресса или в отказе от духовной и материальной культуры или в возможном ее упрощении.

Просветительская критика в Германии начинается с выступления так наз. швейцарской школы Бодмера и Брейтингера против Готшеда. «Швейцарцы» были проводниками англ. литературных влияний и отвергали педантизм Готшеда во имя более свободного понимания художественного творчества. Однако у них нельзя найти никакого намека на социальный протест. Они были такими же робкими филистерами, как и их противник, хотя и на иной, домашне-бюргерский лад. Политическое молчание, приниженность вообще характерны для немецкого просветительства, действовавшего в отсталой стране, где буржуазия была экономически слаба, разрозненна, труслива. Поэтому все действительно выдающиеся немецкие просветители ориентировались не столько на отечественную, сколько на европейскую действительность и ждали избавления для Германии от «успехов разума» во Франции и Англии. Пример этого дала деятельность величайшего немецкого критика Лессинга. Последователь Дидро, впитавший в себя лучшие достижения англ. литературной мысли, Лессинг внес в немецкую Л. к. боевой, воинствующий дух. Начав свою борьбу с дворянской литературой уничтожающими нападками на холопство Готшеда и всей тогдашней немецкой литературы, Лессинг в дальнейшем перешел к систематической борьбе с классицизмом. В «Лаокооне» он опроверг «классическую» художественную идеализацию, основанную на пренебрежении ко всему индивидуальному и характерному, а в «Гамбургской драматургии»  — драматический кодекс Расина и Корнеля. Лессинг был первым из европейских просветителей, к-рый выяснил до конца принципиальную несовместимость не только содержания, но и художественных средств дворянской литературы с новыми идейными задачами. Поэтому его роль в художественном самосо-