Страница:БСЭ-1 Том 36. Ларте - Лилло (1938).pdf/337

Эта страница не была вычитана

Историческая судьба Л. была трагичной, и он сознавал это. Предчувствие безвременной гибели, «позорной» смерти «на плахе» преследовало Л. с отроческих лет. С удивительной для пятнадцатилетнего мальчика прозорливостью Л. писал в «Монологе» (1829): «К чему глубокие познанья, жажда славы, талант и пылкая любовь свободы, когда мы их употребить не можем?.. Душно кажется на родине, и сердцу тяжко, и душа тоскует... Средь бурь пустых томится юность наша...». Это первый набросок «Думы» и «Героя нашего времени».

В 1830 им написано стихотворение: «Настанет день, — и миром осужденный, чужой в родном краю, на месте казни гордый, хоть презренный, я кончу жизнь мою». Этот мотив, усиливаясь, повторяется в стихотворениях: «Когда твой друг с пророческой тоскою» (1830), «Не смейся над моей пророческой тоскою» (1837), завершаясь предсмертным, поистине пророческим «Сном». — Но мука томления в деспотической монархии, «в царстве мглы и произвола» не сломила Лермонтова. Его гордое страдание чуждо смирения. Стремление к свободе не всегда выражалось у Лермонтова в отчетливых политических требованиях, но вырастало на основе всегда непримиримого и решительного отрицания крепостнической действительности.

Через всю лирику Л. проходит тема обличения. Детской рукой написаны строки: «Но свет чего не уничтожит, что благородное снесет? Какую душу не сожжет, и чьих не обольстит очей нарядной маскою своей?» (1830). И рука зрелого мастера писала тяжело гневные строки: «Как часто, пестрою толпою окружен, когда передо мной, как будто бы сквозь сон, при шуме музыки и пляски, при диком шопоте затверженных речей, мелькают образа бездушные людей, приличьем стянутые маски...»(1840).

Л. видел, что покров благопристойности, нарядная, приличная маска скрывает пустое сердце, малодушие «пред властью презренных рабов». И он стремился сорвать маски, обнажить мерзость, стремился к глубоко правдивому показу господ жизни. В драме «Маскарад» Лермонтов показал аристократических шулеров, клеветников, интриганов, бездушных себялюбцев. Не случайно Бенкендорф запретил постановку этой драмы на сцене. В «Смерти поэта» (1837) сорвана маска с убийц Пушкина’ дан сатирический образ Дантеса; в «Думе» (1838) обличение достигает силы глубокого исторического обобщения. В юношеских драмах: «Menschen und Leidenschaften», «Странный человек» (1830—31), в реалистических строфах «Сашки» (1839) и «Тамбовской казначейши» (1838) Лермонтов выступает художником-реалистом и обличителем. «Дайте волю, волю, волю, и не нужно счастья мне...». В этих простых словах — биение сердца лермонтовской поэзии.

Лермонтов называл свободу интимно-нежными словами, и величаво-патетически звучала его речь, когда он говорил о ней. В одном из первых своих стихотворений Л. называет себя «свободы друг». Он писал о своей отчизне: «там стонет человек от рабства и цепей» («Жалобы турка», 1830). Он сочувствовал борьбе кавказских народов за независимость («Кавказ», «Кавказу», 1830), приветствовал июльскую революцию 1830 года во Франции («10  — ое июля 1830 г.», «30 июля 1830 г.») и к сосланным декабристам обращался со словами привета («Новгород», 1830).Для юноши Л., как и для декабристов, характерен интерес к родной старине, в частности к истории Новгородской вольности. «Приветствую тебя, воинственных славян святая колыбель», — писал Лермонтов о Новгороде.

В стихотворениях «Песнь Барда», «Могила бойца», «Баллада» (1830) и других Л. воспевал борьбу за свободу родного края. В его поэзии сливаются воедино отчизнолюбие и свободолюбие. Лермонтовская лирика любви к природе овеяна и пронизана все тем же стремлением к свободе. Л. чужд эстетико-созерцательному отношению к природе. Он воспевал грозу и бурю как воплощение своих мятежных чаяний. Иногда это блещущее живыми красками реальное описание природы, иногда это отвлеченный романтический образ («Крест на скале», 1830; «Парус», 1832; «Я жить хочу, хочу печали», 1832, и др.; строфы «Измаилабея», 1832; «Боярина Орши», 1835—36; «Мцыри», 1840). Вдохновенные слова «Мцыри» о «дружбе краткой, но живой меж бурным сердцем и грозой...» как нельзя лучше раскрывают содержание и смысл образов грозы и бури у Лермонтова.

Для мировоззрения и творчества Л. характерна антитеза человека и природы; наиболее полно она раскрыта в его поэмах и в «Герое нашего времени». Но и в лирике Лермонтова одним из ее мотивов является противопоставление «жалкого», изуродованного обществом человека величаво прекрасной природе. В послании «Я к вам пишу, случайно, право», часто называемом «Валерик», Л. описал один из эпизодов войны на Кавказе. Это — простая, сурово правдивая картина братоубийственной резни, изображение царской войны в крови, страданиях и смерти  — протест против насилия и общества, обрекающего своих сынов на бессмысленную гибель. Свой рассказ Лермонтов заканчивает пейзажем гордо спокойных гор и восклицает: «Жалкий человек! Чего он хочет... Небо ясно, под небом места много всем, но беспрестанно и напрасно один враждует он  — зачем?». Война, в которой несовершенство социального мира выражено в самой резкой форме, заставляет поэта противопоставить «жалкого» человека природе, живущей согласно «естественным» законам. Антитеза человека и природы рождается так же, как выражение прогрессивных общественных стремлений поэта.

Л. — поэт мысли. У него не было, вернее он не успел выработать, законченного мировоззрения, но в его творчестве поставлены основные философские и социальные вопросы того времени: о земле и потустороннем мире, о человеке и боге, человеке и природе, личности и обществе. Это свойство творчества Л. высоко ценили Белинский и Герцен. Белинский говорил о Л., как о сыне своего века, «века сознания, философствующего духа, размышления». Герцен писал о Л.: «Мужественная, грустная мысль никогда не покидала его чела, она пробивается во всех его стихотворениях. То была не отвлеченная мысль, стремившаяся украситься цветами поэзии. Нет, размышления Лермонтова — это его поэзия, его мучение, его сила». Так верно и тонко определил Герцен полное слияние в лиризме Л. чувства и мысли. В рассуждениях «Думы» клокочет «негодованье, возмущенье» поэта. В элегии «И скучно, и грустно...» грусть сплетается с пессимистическими обобщениями мысли. Юношеская 20*