к началу 20 в. достигла в Латвии высокой ступени. На крупных предприятиях (с количеством рабочих от 500 до 1.000) работало 23% рабочих, на заводы св. 1.000 рабочих приходилось 29%. Основную массу составляли металлисты (32%). Рига, где было сосредоточено 70% всей промышленности Л., являлась до первой империалистической войны одним из крупнейших промышленных центров России. Второе место в Л. занимала Либава с общим количеством рабочих ок. 10 тыс. Всего по Л. в 1905 насчитывалось ок. 80 тыс. пролетариата. В результате постройки железных дорог и расширения латвийских портов быстро растет значение Л. как транзитного пути во внешней торговле России. Если в 70-х гг. через латвийские порты проходило только 5,8% всего ввоза России и 12% вывоза, то в начале 20 в. на эти порты приходилось уже 20,6% русского ввоза и 22,3% вывоза.
Феодальные привилегии дворянства. Несмотря на бурный рост капиталистических отношений, в Л. сохранились сильные пережитки феодального строя в виде крупного помещичьего землевладения и самых разнообразных привилегий местных помещиков — немецких баронов. Последние удержали за собой половину всей земельной площади края. Еще во время первой империалистической войны помещикам в Лифляндской губ. принадлежало 1.144.980 га земли (51,5%), крестьянам 913.141 га (41%), а казенной земли было 62.540 га (2,8%). Остальная земельная площадь принадлежала городам, пасторатам и т. д. Так называемые фидеикомиссные формы землевладения препятствовали переходу баронско-помещичьей земельной собственности в руки владельцев недворян. Помещичье землевладение, в Л. было значительно крупнее, чем в остальной России. Вся огромная площадь помещичьей земли распределялась между небольшим числом рыцарских имений (приблизительно 1.200) со средним размером земли 2.000—2.500 га. Среди этих имений были настоящие латифундии: около ¼ всего дворянского землевладения приходилось на имения размером от 5 до 10 тыс. га. Самые крупные баронские вотчины были в Курляндской губ. (Дундага — 70 тыс. га, Попе — 51 тыс. га). Отдельные баронские семьи владели целым рядом имений. Например в Лифляндской губ. на 162 баронских семьи приходилось 608 имений; одним только фон Вольфам принадлежало 36 имений. — Ничтожная кучка немецких баронов, державшая в своих руках такие огромные земельные владения, являлась господствующей экономической и вместе с тем политической силой в Л. Несмотря на закон 1860 о ликвидации барщины, пережитки последней продолжали существовать в виде смешанной, денежно-отработочной аренды, натуральных повинностей, испольщины и т. д. Крестьяне-дворохозяева, купившие свои участки при помощи земельного банка, задыхались под тяжестью непомерно высоких выкупных платежей. Многие из них разорялись (например за годы 1894—1896 в Лифляндской губернии было продано с молотка около 4 тыс. крестьянских усадеб). Помещики сохранили за собой лесную монополию. Даже право на порубку рощ и кустарников на крестьянских участках помещики удерживали за собой в течение ряда лет после продажи крестьянам этих участков. Исключительное право на рыбную ловлю и охоту также принадлежало баронам. Монополией помещиков являлось также право на устройство промышленных и торговых предприятий в деревне. Поселки и местечки могли строиться только на земле помещика, право устройства ярмарок и базаров принадлежало только баронам. Они цепко держались также за свое исключительное право на пивоварение, гонку спирта и содержание корчем; после введения казенной винной монополии (в 1900) они добились от государства солидной «компенсации» в размере 10 млн. рублей, хотя и после этого продолжали широко торговать спиртными напитками в своих корчмах и трактирах. В то же время бароны-помещики были почти полностью освобождены от земских податей и повинностей. Крестьянство облагалось также податями на содержание чисто кастовых дворянских учреждений, как ландтаги и др. Покрывавшиеся за счет «подушной подати» расходы по содержанию органов местного управления главной своей тяжестью ложились на безземельных.
Экономическим привилегиям помещиков-баронов соответствовали и их исключительные политические права и преимущества. Вплоть до 80-х гг. Прибалтика управлялась на основе особых местных законов. Само название «Остзейские провинции», введенное немецкими баронами, но употреблявшееся и официально органами царского правительства, свидетельствовало о германской ориентации балтийского дворянства: «остзейскими», т. е. восточно-приморскими, эти «провинции» были по отношению к Германии, а не России. Царские генерал-губернаторы и губернаторы были почти всегда послушными исполнителями воли местного дворянства. Высшими органами местного «самоуправления» являлись губернские дворянские «ландтаги», правом участия в которых пользовались только потомки средневековых рыцарей — завоевателей края. По существу ландтаги были законодательными учреждениями для прибалтийских губерний: на их предварительное обсуждение царское правительство представляло свои законопроекты, касающиеся Латвии; они широко пользовались также своим правом законодательной инициативы, и обычно их проекты без всяких затруднений утверждались в Петербурге, где балтийские бароны пользовались большим влиянием в правительстве и при дворе. Ландтагам были подчинены все судебные, полицейские, культурно-просветительные органы в Л. Земская и судебная реформы, проведенные для остальной России в 60-х гг., не были распространены на Прибалтику вследствие упорного сопротивления местного дворянства. К политическим привилегиям последнего относилось также право назначения лютеранских пасторов, руководство школьным делом и т. д. Нужно добавить, что и в городах Л. немецкие бароны и немецкие капиталисты (банкиры, фабриканты, торговцы, домовладельцы, судовладельцы, верхушка интеллигенции) являлись господствующей силой и крепко держали в своих руках органы городского «самоуправления», школьное дело, театры и т. д.
Национальное движение в Л. Коренное население Л. издавна составляли латыши; среди национальных меньшинств на первом месте стояли немцы, затем евреи и русские. Находясь в положении бесправной угнетенной массы в течение 6—7 вв., латыши (так же, как эсты) сохранили, однако, свою национальную само-
