всегда иметь его в своих мыслях» (Маркой Энгельс, Соч., т. VIII, стр. 68). Компромиссная линия Канта очевидна. Да и само содержание кантовского республиканизма говорит об этом. Под республиканским устройством К. понимает не республиканский строй в подлинном смысле слова, а государственный строй вообще, основанный на трех принципах: «устройство, установленное, во-первых, по началам свободы членов общества (как людей); во-вторых, по принципам зависимости всех (как подданных) от единого общего законодательства; и, в-третьих, по закону равенства всех (как граждан) — есть устройство республиканское, единственное, проистекающее из идей первоначального договора, на котором должно быть основано всякое правовое законодательство народа» (Кант, Вечный мир). Таким образом, кантовский категорический императив в области права превращается в защиту политических прав немецкой буржуазии на той стадии ее развития, когда она еще не созрела для борьбы за буржуазную республику за свое политическое единовластие.
Критика дуализма и агностицизма К. Исходным пунктом опыта, по Канту, является внешний, объективный предмет, действующий на наши чувства, восприятия, — вещь в себе.
Этот объект, вещь в себе, — заявляет Кант, — «есть трансцендентальный предмет, т. е. совершенно неопределенная мысль о чем-то вообще». «Я не знаю, — говорит Кант, — что такое этот объект в себе, и не имею никакого другого представления о нем, как только о предмете чувственного созерцания... Мыслить его (нумен) я не могу ни по какой категории, ибо категории имеют значение только для эмпирического созерцания, чтобы подводить $го под понятие предмета вообще». Это значит, что категория рассудка не имеет права выходить за пределы того, что нам дано в ощущениях.
Таким образом, согласно К., 1) о вещи в себе мы ничего не знаем; 2) вещь сама в себе не может быть мыслима посредством рассудка; 3) хотя посредством рассудка и можно мыслить нечто такое, что не есть ощущение, но это понятие остается пустым и бессодержательным.
Очевидно, т. о., что предлагаемая вещь в себе превращается в полное ничто там, где Кант делает попытку дать ей определение. Итак, внешняя объективная вещь в себе, с которой начинается весь опыт, оказалась лишь мыслью, притом, — согласно самому К., — совершенно необоснованной. Результат неизбежный, т. к. все условия, — как содержание, так и форма, — по справедливому указанию Гегеля, загнаны К. исключительно в субъект. Гегель заключает с большой иронией о вещи в себе: «Там, вне нас существуют вещи в себе, только вне времени и вне пространства. Но вот появляется сознание, которое обладает временем и пространством, как возможными условиями опыта, совершенно так же, как для еды имеются рот и зубы, как условие употребления пищи. Вещи, которые создаются, не обладают ни ртом, ни зубами и совершенно так же, как еда, относятся ко рту, точно так же относятся к нам время и пространство».
Но самое вопиющее противоречие понятия вещи в себе заключается в утверждении К., что действием, вещи в себе вызывается наше ощущение. С одной стороны, вещи в себе приписывается с самого начала причинность, безкоторой не может быть приведен в движение весь априорный аппарат, а, с другой стороны, причинность есть категория рассудка, принадлежащая, следовательно, исключительно субъекту. На это основное противоречие обратили внимание первые критики «Критики чистого разума»: Зельман, Лаймон, Шульце, Якоби, Гердер, Гарве, Фихте и др. Гарве в рецензии на «Критику чистого разума» справедливо говорит, что Кант, задавшись целью опровергнуть субъективизм Берклея и скептицизм Юма, фактически не опроверг ни того, ни другого. Философия Канта, по мнению этого рецензента, фактически осталась на почве идеализма. Оценка трансцендентальной философии, как идеализма, привела К. в негодование. Он пишет «Пролегомены», в которых он старается всеми силами отмежеваться самым решительным образом от идеализма. А во второе издание «Критики чистого разума», появившееся в 1787, К. вносит целый ряд исправлений, направленных против идеализма, подчеркивая во всех этих исправлениях реалистические основы своей теории. В этом втором издании имеется даже абзац под заголовком: «Опровержение идеализма». Эти поправки ко второму изданию доказывают, что К. субъективно был противником идеализма, что материальное существование внешнего мира, как источника нашего познания, оставалось для него фактом несомненным. Кант восклицает: «Это скандал для человеческого разума, чтобы вещи, из которых мы черпаем весь наш опыт, не могли быть доказаны!». Но, несмотря на все эти поправки, К. все же в целом остался на идеалистических позициях.
Учение К. о вещи в себе подверглось резкой критике — «справа» и «слева». «Справа» К. критиковали субъективный идеалист Фихте, неокантианцы и махисты за непоследовательность кантовского идеализма, за допущение им материальной вещи в себе. «Слева» критиковали К. материалисты — Маркс, Энгельс, Ленин, а также Л. Фейербах, И. Дицген, за его дуализм и агностицизм, за непознаваемость вещи в себе. Одним из наиболее видных критиков К. «справа» был Фихте. Фихте отбросил вещь в себе, как внешний объект, объявив ее совершенной бессмыслицей, и принял за исходный пункт и за основу всей философской системы кантовский априоризм. Трансцендентальная апперцепция, т. е. общее чистое сознание, связанное с абсолютной свободой и с творческим началом чистого и практического разума и конечной целью нравственного человека, — все эти идеалистические основоположения, развитые К., стали исходными положениями в философии Фихте. Фихте считает основой бытия субъект, «я», который сам себе противополагает объект, «не я». Субъективный идеализм Фихте является не произвольным толкованием философии К., а, наоборот, одним из наиболее последовательных выводов из нее.
Но когда Кант познакомился по рецензии с «Наукословием» Фихте, он не согласился с ним. В письме к профессору Тифтрунку от 6/II 1798 он пишет: «В настоящий момент у меня нет досуга прочесть [,, Наукословие“], но рецензия, которая написана с большим расположением рецензента по отношению к господину Фихте, выглядит чем-то вроде привидения, когда кажется, что ты его уже совсем схватил, — перед тобой не оказывается никакого предмета, кроме самого себя, видишь пе-
