Страница:БСЭ-1 Том 30. История - Камбиформ (1937)-2.pdf/228

Эта страница не была вычитана

званное так по имени его основателя Жана | Кальвина (см.). К. — наиболее законченное религиозное выражение «требований самой смелой части тогдашней буржуазии» (Энгельс, Об историческом материализме, 1935, стр. 15), явившееся завершением теории и практики бюргерских ересей. К. лишен тех черт компромисса с феодализмом, к-рые характерны для учения Лютера, предавшего князьям «не только народное, но и бюргерское движение» (Энгельс, Крестьянская война в Германии, в кн.: Маркс и Энгельс, Соч., т. VIII, стр. 136), и явился идеологическим оружием буржуазии в 16—18 вв. в ее борьбе с феодализмом. В 19 в. К. хотя и сохраняет свое название, но лишается своего характерного для 16—18 вв. содержания и превращается в одно из многочисленных протестантских течений. К. возник не случайно в Женеве. Женевская буржуазия в середине 16 в. вела ожесточенную борьбу против савойского герцога Карла III, а в 1526, т. е. за 10 лет до появления Кальвина в’ Женеве (1536), оттуда был изгнан епископ, феодальный сеньер Женевы. Это создало ту социальную обстановку, к-рая побудила женевский Большой совет еще в 1536 официально стать на позицию реформации, и создало почву для деятельности Кальвина. Но если Женева была благоприятной почвой для деятельности Кальвина и зарождения К., то значение К. отнюдь не ограничивается той ролью, к-рую он сыграл в истории этого города и кантона. К. не был местным явлением, а широко распространился во всех тех зап. — европейских странах, в к-рых самая смелая часть тогдашней буржуазии готовилась к своему второму восстанию и проводила его. «Если лютеранство в Германии, — говорит Энгельс, — было удобным орудием в руках германских мелких князей, то кальвинизм создал республику в Голландии и сильные республиканские партии в Англии и особенно в Шотландии» (Энгельс, Об историческом материализме, 1935, стр. 15). Под знаменем К. вели борьбу также франц. гугеноты, буржуазия и мелкая шляхта Польши, к К. примыкало и венгерское дворянство и часть буржуазии рейнских городов Германии.

Догматы и обряды. Как и все бюргерские ереси, К., отрицая необходимость посредников между богом и людьми и нанося этим удар феодальной церкви и ее иерархии, отрицает в соответствии с этим и необходимость «обрядов и таинств» для человеческого спасения.

Развивая свойственную и Лютеру и Цвингли августиновскую теорию оправдания одной верой, К. доводит ее до логического конца. К. исходит из того, что коль скоро необходимая для спасения вера дается людям богом, то, следовательно, человек спасается не собственными силами, а, наоборот, спасение его зависит исключительно от бога. Отсюда характерное для К. учение о предопределении (praedestinatio) богом одних людей . к спасению (electi — избранные), других к осуждению (damnati — осужденные).

Но это предопределение человеческой участи богом не только не должно обрекать людей на пассивное ожидание спасения или осуждения, а, наоборот, вменяет верующим в обязанность быть уверенными в своем спасении, т. е. в своей избранности. Избранными же могут быть только члены «истинной церкви». В этом — вторая характерная черта догматики К., к-рый в отличие от лютеранства путем к спасению считает I

774'

не индивидуальную веру каждого, а исполнение’ индивидуумом предписаний церкви как «видимого общества святых». «Лучше невежество верующего, чем дерзость мудрствующего», — говорит Кальвин.

Учение о предопределении и избранности обосновывается К. ссылками на Библию, преимущественно на книги Ветхого завета. Это учение представляет типичное отражение «страха человечества перед самим собою» (Энгельс, Положение Англии, в кн.: Маркс и Энгельс, Сочинения, т. II, стр. 369), является краеугольным камнем К. Учение о предопределении было, как указывает Энгельс, «религиозным выражением того факта,*что в мире торговли и конкуренции удача или банкротство зависят не от деятельности или искусства отдельных лиц, а от обстоятельств, от них не зависящих. „Определяет44 не воля или действия какого-либо отдельного человека, а „милосердие44 могущественных, но неведомых экономических сил» (Энгельс, Об историческом материализме, 1935, стр. 15). Таким образом, догмат предопределения явился религиозной санкцией и капиталистического накопления и капиталистической эксплоатации. Он служит основанием для того, чтобы считать неимущих отверженцами, осужденными богом лодырями и считать богатых божественными избранниками. Догматика и мораль К. тем самым стимулировали как наступление буржуазии против феодализма, так и борьбу ее с движением подмастерьев, крестьян и пауперов. Обращенное к угнетенным классам, оно явилось для них религиозным запретом классовой борьбы, внушая мысль о греховности борьбы против предопределенного богом. Другой характерной чертой догматики К. является отрицание таинств не только в католическом, но и в лютеранском их понимании. В частности, К. отрицает не только «пресуществление святых даров» при причащении, но идет значительно дальше лютеранства в рационалистической критике этого обряда и видит в нем только внешний символ связи верующих между собой.

Существенно отличается К. от лютеранства и в отношении организации церкви, «Церковный строй Кальвина, — пишет Энгельс, — был насквозь демократичным и республиканским; а где уже и царство божие республиканизировано, могли ли там земные царства оставаться верноподданными королей, епископов и феодалов-помещиков?» (там же). Республиканское устройство кальвинистской церкви выражается в избрании пасторов верующими. Однако, «страшная анархия возникает там, где каждому предоставлена свобода», — предостерегает Каль^вин. Поэтому допускается избрание путем аккламаций (одобрения путем восклицаний без подсчета голосов) лишь рекомендованных пасторов. Рекомендация же исходит от консистории, состоящей из пасторов и старейшин (пресвитеров). Формы конституции кальвинистской церкви изменялись на протяжении ее истории; в крупных странах, как Франция и Шотландия, общинная форма, приемлемая для маленького Женевского кантона, была заменена формой синодальной и конгрегациональной.

Республиканская форма церкви, как наиболее соответствующая интересам буржуазии, является для К. принципиально бесспорной и в силу этого сохранилась. Она позволяла держать все руководство массами в руках избранных, т. е. богачей; утверждая формальное иллюзор25*