через эти производственные союзы, переходить к уничтожению разделения труда между людьми, к воспитанию, обучению и подготовке в с есторонне развитых и всесторонне подготовленных людей, людей, которые умеют все делать. К этому коммунизм'идет, должен итти и придет, но только через долгий ряд лет» (Ленин, Соч., т. XXV, стр. 195).
Четко намеченная здесь перспектива развития искусства в коммунистическом обществе для СССР является не только теоретическим положением. Сейчас уже началось реальное осуществление этой перспективы. Построение социалистического общества, развитие культурной революции открывают не только громадные возможности для развития художественного творчества, но и кладут начало новой эры во всех его областях. Наряду с выдающимися творческими индивидуальностями, рожденными революцией, во всех областях И., и особенно в области кино, театра и художественной литературы, из года в год растет, расширяется и углубляется творческая инициатива широчайших масс. Первоначальные «самодеятельные кружки» перерастают в крепкие базы народного, истинно-массового И. На базе народного искусства национальностей нашего Союза искусство, которое раньше рассматривалось в лучшем случае как экзотика, растет и крепнет как искусство, национальное по форме, социалистическое по содержанию. Олимпиады массовых художественных организаций являются уже серьезными художественными событиями. А искусство в целом — в первый раз в истории, после тысячелетий существования классового общества, — становится достоянием всего народа.
И. Маца.
Буржуазные теории И. — Формализм. Общественная функция искусства — роль его в развитии общественных отношений — не могла получить правильного объяснения в прежних общественных формациях. Сложность явлений идеологической жизни, в частности сложность опосредствования художественной практики, набросила на первоначальную историю и на общественную функцию И. мистифицирующий и искажающий действительную картину покров. Благодаря этому практический базис И., связь его с историей развития производительных сил, с исторически складывавшимися формами производительного труда, зависимость его от конкретных стадий развития классовой борьбы и ее отражения в формах сознания не только не были должным образом поняты, но в значительной мере не были даже замечены. Этот мистифицирующий покров становится особенно обманчивым в условиях развития буржуазной эстетики и философии И.
Развитие искусства рассматривалось как самостоятельная линия идеологической эволюции, неопосредствованная ничем, кроме фактов самого же И.; социальная функция И. рассматривалась абстрактно — независимо от классовой борьбы, классового расслоения общества и классового характера, классовой направленности художественного воздействия.
Особые исторические условия развития буржуазной Германии и немецкой буржуазной идеологии во второй половине 18 в. и в первой трети 19 в. привели немецких теоретиков И. к резкому противопоставлению художественной деятельности практике и практическому интересу, к извращенному и преувеличенному представлению о роли идеологии и в частностиI И. Слабость немецкой буржуазии привела к тому, что место реальной политической борьбы заняла борьба идейная: в философии, в эстетике, в литературной критике и в И. Революция действительная была подменена революцией в мысли. Результаты этой подмены в теории И. оказались двойственными и противоречивыми: как единственная — наряду с философией — возможная арена политической борьбы И. приобрело особо важное значение.
Теории И., созданные Винкельманом, Лессингом, Гёрдером, Шиллером, были не только фактами развития истории И., художественной критики и эстетики, но прежде всего — отдушинами стесненной, деформированной в политическом «подпольи» общественной мысли. С другой стороны, преувеличенное значение, приписывавшееся в это время фактам развития И., создало неверное представление о независимости И., о самостоятельности законов художественного развития. Философы и эстетики, желавшие видеть искусство свободным от грубого давления, производимого на него бюрократически — полицейской властью феодальных князей и помещиков, превращали свои исторически обусловленные желания и идеалы в безотносительную характеристику «природы».
Начиная от Канта (см.) до Гегеля (см.) включительно, в И. стали видеть особую форму созерцания, не зависимого от практич. интереса.
Однородность условий общественно-политического развития Германии на протяжении рассматриваемого периода сообщила изложенному взгляду на И. чрезвычайную устойчивость и длительность: взгляд этот развивается не только дуалистами и идеалистическими метафизиками типа Канта, но представляет основное убеждение также и эстетиков-диалектиков, Шеллинга и Гегеля. Гегель напр. не допускает мысли, чтобы эстетический объект или произведение И. были предметом суждений вкуса, и это именно потому, что вкус, «не оставляя предмету свободного существования для него самого, вступает с ним в реальное, практическое соотношение, разрушает его, потребляет».
Напротив, предмет И. «должен быть созерцаем в самом себе, в своей независимой предметности, которая хотя и существует для субъекта, но только чисто теоретически, в созерцании, а не практически, и притом без всякого отношения к желанию и к воле».
Созданное классиками немецкого идеализма и отражающее особые исторические условия своего возникновения учение о «незаинтересованности» искусства и художественного созерцания было широко использовано буржуазными теоретиками на последующих этапах развития буржуазно-капиталистического общества. Тезис Канта-Гегеля был приспособлен к изменившимся условиям общественной жизни. В эпоху империализма тезис «незаинтересованности» отражает резкое отделение художественного труда от труда физического, отрыв теории от практики. Односторонне созерцательное толкование художественного восприятия, равнодушие к политической жизни и борьбе характерны для буржуазного И. и для буржуазных теорий И. этого периода. Эстетики и искусствоведы этого периода просто использовали уже известные учения классического идеализма, приспособив их к своим интересам и потребностям. Так, в наши дни Бергсон (см.) воспроизвел учение Шеллинга и Шопенгауэра о незаинтересованном созерцании, развив на
