тельствующих о наличии во всяком случае больших трещин и противоречий даже в субъективном «социализме» землевольцев. Так, крупнейший организатор и вождь 3. и в., один из авторов ее устава и виднейший ее руководитель Александр Михайлов, в своих показаниях после ареста, рассчитанных не на жандармских читателей, а на суд истории, писал: «Так русские социалисты от коллективизма, стройной научной теории, путем горьких разочарований, жертв и тяжелых страданий пришли к народничеству». Здесь народничество прямо противопоставляется коллективизму как «стройной научной теории». Еще раньше в заграничном журнале революционного народничества «Община» (см.) была высказана следующая мысль: «Возможность успешного всестороннего проведения в жизнь идей социализма не имеет почвы для себя в русском народе, каков он есть в настоящее время». Да и в самой программе «социализм» землевольцев заключался лишь в надеждах на сохранение общинного землевладения после крестьянского восстания да в страхе перед надвигающейся на Россию «буржуазной цивилизацией». Это и было совершенно точной формулировкой крестьянских, мелкобуржуазных чаяний, типичным «мелкобуржуазным социализмом», о к-ром Ленин в применении к Михайловскому, виднейшему «социологу» и легальному публицисту народничества, писал: «Ему казалось, что передача всей земли крестьянам, — в особенности без выкупа, — есть нечто „социалистическое"; он считал себя поэтому „социалистом". Разумеется, это — глубокая ошибка, вполне разоблаченная и Марксом и опытом всех цивилизованных стран, в к-рых постоянно буржуазные демократы, до полного падения крепостничества и абсолютизма, воображали себя „социалистами"».
Затем характерно, какое незначительное место уделяется в программе рабочему вопросу и пропаганде и агитации среди рабочих. А в программной статье первого номера «3. и в.» прямо указывается, что «вопрос фабричный» «мы оставляем в тени, и не потому, чтобы не считали экспроприацию фабрик необходимой, а потому, что история, поставившая на первый план в Западной Европе вопрос фабричный, у нас его не выдвинула вовсе, заменив вопросом аграрным».
Это вполне соответствовало мелкобуржуазному, крестьянскому «социализму» 3. и в., для к-рой самый пролетариат был лишь одним из зол «буржуазной цивилизации». Вообще землевольцы совершенно не понимали классовых задач пролетариата и не стремились к созданию самостоятельной рабочей организации. Но диалектика истории пожелала, чтобы именно в нарождавшихся крупных промышленных центрах пропаганда и агитация, землевольцев пользовались неизмеримо бблыпим успехом, чем в деревне, чтобы именно среди рабочих им удалось создать наиболее длительные и прочные организационные связи. Мало того, по отношению к рабочим'3. и в. оказалась даже в положении курицы, высидевшей утят: в то время как официальное миросозерцание землевольцев решительно отвергало политическую борьбу и особенно борьбу за политические права, за конституцию, видя в этом лишь путь к ненавистному им буржуазному прогрессу, вышедшие большей частью из землевольческих кружков рабочие, во главе с В. П. Обнорским и С. Н.
Халтуриным, создали знаменитый Северный союз русских рабочих (см.), в программе к-рого, прав 710
да, еще робко, но уже вполне явственно прозвучали требования политической свободы, что вызвало даже порицание на страницах «3. и в.».
Статья в №4упрекала Северный союз в том, что соответственные «параграфы программы прямо взяты из катехизиса немецких c. — д.», и вопрос «о влиянии политич. свободы в деле борьбы эксплоатируемых с эксплоататорами... решается в программе слишком категорически в утвердительном смысле». Правда, в том же центральном органе партии Плеханов поместил свою известную статью «Закон экономического развития общества и задачи социализма в России», в к-рой, ссылаясь на Маркса, доказывал, что если Россия еще не уступила окончательно на путь капиталистического развития, то она может избежать его. И наряду с этим он утверждал, что «вопрос о городском рабочем принадлежит к числу тех, к-рые, можно сказать, самою жизнью самостоятельно выдвигаются вперед, на подобающее место, вопреки априорным теоретическим решениям революционных деятелей». Плеханов считал, что надо рассматривать рабочий класс как целое, а не только вербовать из него отдельных людей для организации. Но и для него рабочие «в огромном большинстве случаев — это те же крестьяне, что и в деревне.
Фабрика для них является только видом отхожего промысла и, отвлекая их от деревни хотя бы на целые годы, не уничтожает их деревенских связей и симпатий». Таким образом для Плеханова городской пролетариат — лишь ценный союзник будущего крестьянского восстания, и в его глазах следовательно, как позднее в программе народовольцев, не революция нужна для пролетариата, а пролетариат является важным средством для революции.
Наконец и анархизм землевольцев, их бакунистское мировоззрение содержали в себе ряд безвыходных противоречий, к-рые по мере развития деятельности организации, по мере перехода от теории к практике, неизбежно должны были приводить к разногласиям, конфликтам и наконец к расколу и идейно-теоретическому распаду. С одной стороны, работа деревенских «поселений» землевольцев (Нижегородская губ.: Квятковский, Баранников; Воронежская губ.: Баранников, Квятковский, Оловянникова, Ошанина, Тулисов; Самарская губ.: Адриан Михайлов, Н. Н. Богданович, Ю. Н. Богданович, Квятковский, Соловьев, Е. Н. Фигнер, В. Н. Фигнер, Иванчин-Писарев; Саратовское поселение: Плеханов, Щедрин, Новицкий, Мощенко, Ольга Натансон, Николаев, Иванчин-Писарев, Масютин; Тамбовское поселение: Гартман, Мощенко, Девиль, Харизоменов, Николаев; Тищанко; Псковская губ., Торопецкий уезд: Буянов, Богданович Н. Н.; Смоленская губ.: Масютин) при малейших попытках развиться в революционную агитацию наталкивалась на правительственные репрессии, которые делали бесплодными все усилия агитаторов и заставляли их, по выражению одного из землевольцев, «биться, как рыба об лед». С другой стороны, «дезорганизаторская» часть их программы, направленная непосредственно на «систематическое истребление наиболее вредных или выдающихся лиц из правительства и вообще людей, которыми держится тот или другой ненавистный нам порядок», вместо бакунинского «разрушения государства», приводила к непосредственной, все разраставшейся борьбе с правительством, которая, в силу неиз23*
