лизма. Будучи выразителем мелкобуржуазной националистической реакции, Смоленский протестовал против «берлинского лжепросвещения» и его духовного вождя Моисея Мендельсона. Он также обрушился с нападками на первые ростки социализма в еврейской среде. В этом отношении Смоленскину по праву принадлежит место предтечи сионизма с его реакционной идеологией.
Националистическую реакцию еще более усилила полоса погромов 1881—84.
О погромах 80 — х гг. «Искра» в статье «Мобилизация реакционных сил и наши задачи» писала: «В начале 80 — х гг. никакого политического движения народных масс в России не было, налицо было только смутное и совершенно неоформленное брожение темных еще масс крестьянской и городской бедноты, питавшееся материальной нуждой и обострявшееся политическим возбуждением, к-рое было создано гулом революционной борьбы. Взяв под свою плохо скрытую защиту погромы, правительство графа Игнатьева стремилось окончательно отрезать революционеров от народной массы, с одной стороны, а от либеральной части общества, с другой» («Искра», № 41, от 11 июня 1903).
Искровский анализ погромной эпопеи 80 — х гг. вскрывает внутренние пружины общественной реакции того времени. Тогда погромы как одно из средств, за к-рые хваталось правительство «под влиянием инстинкта» для того, чтобы в несколько лет задушить революционную партию, имели нек-рый успех: дворянско-помещичьей реакции действительно удалось оторвать партию «Народной воли» от народных масс, хотя для этой цели пришлось даже поступиться интересами «отечественной» промышленности, представители к-рой с вполне понятной тревогой взирали на развивающееся погромное движение. Любопытно обращение директора Т-ва Никольской мануфактуры Т. С. Морозова к мин. вн. дел Игнатьеву. Представитель «именитого» купечества, отбрасывая в сторону всякие сантименты и «высокие» принципы, доказывает своему корреспонденту, что погромы бьют рублем не только Е., но и Москву. «Москва, — пишет Т. С. Морозов, — всегда готова нести жертвы вольные, когда того требуют интересы государства..., а теперь приходится ей нести жертвы невольные»: покупатели вследствие беспорядков предлагают платеж неполным рублем, торговля — значительно сокращается, «товар начинает накопляться в складах, не имея сбыта», благодаря чему «придется фабрикантам сокращать производство и, следовательно, увольнять рабочих», т. е. прибегать к последнему средству для спасения «внутренней безопасности нашего дорогого отечества» («Красный архив», т. XIV, стр. 259). Подобные призывы остались без внимания. В своих резолюциях на всеподданнейших докладах о погромах Александр III, при всем монаршем, проникнутом зоологической юдофобией, сочувствии к ним, выражает беспокойство по поводу нарушения «нормальной» жизни и отсутствия «порядка»; самодержавие, достигнув своей главной цели — разгрома сил революции, перевело погромное движение в русло легального правительственного и общественного антисемитизма.]Но предварительно нужно было получить подйрепление с мест, создав суррогат «общественного мнения». С этой целью в 1881 в 15 губерниях черты оседлости и в Харьковской губ. учреждаются особые комиссии из представителей местных сословий и обществ под председательством губернаторов.
Состав этих комиссий и преподанная правительственная инструкция заранее предрешили результаты их бюрократических «трудов». Волынская губ. комиссия напр. предлагала ввести для Е. «пожизненные книжки» наподобие «волчьих билетов» («Объяснительные записки по проекту мер, выработанных Волынской комиссией по еврейскому вопросу», стр. 33). Присутствовавшие в них представители еврейской буржуазии (их допускали по 2 в каждую комиссию) показали себя настоящими лакеями своих господ. Они не смели вскрывать истинные причины погромов и роль их вдохновителей. Зато они ухватились, к? ак за якорь спасения, заверсию, пущенную царизмом и вскоре им оставленную, что погромы — дело рук революционеров. Представитель ростовского еврейского общества Г. Е. Коган в своем «мнении» заявляет: «Я твердо верю, что истинную причину указал наш августейший монарх, сказав при приеме еврейской депутации, что еврейские беспорядки — дело рук крамольников... Только изверги, не остановившиеся совершить беспримерное в истории злодеяние 1 марта, способны подвинуть русский, добрый и покорный народ на бесчинство и бесчеловечные поступки» («Справка к докладу/по еврейскому вопросу», канцелярия Совета объединенных дворянских обществ, ч. 4, стр. 136). В том же духе высказывались и представители елизаветградских Е. в своей записке на имя Кутайсова («Материалы для истории антиеврейских погромов в России», т. II, стр. 231) и представители Е. в Могилевской комиссии — Ратнер и Цукерман («Труды губернских комиссий по еврейскому вопросу»,, том I, стр. 97). Но такое «объяснение» погромного движения вовсе не входило в расчеты правительства, к-рому важно было выдвинуть еврейскую эксплоатацию в качестве мотива для своей программы действия. Проект временных правил, выработанных «Комитетом о Е.» под председательством товарища министра внутренних дел Готовцева, был внесен в комитет министров. Свирепые мероприятия, на которых сошлись Победоносцев, Игнатьев и Готовцев, встретили оппозицию даже со стороны некоторых членов правительства, а именно той части «либеральной» бюрократии, к-рая держала курс на буржуазную монархию с сильным государственным аппаратом и с умеренными уступками «обществу». Министр финансов Н. X. Бунге, к-рый весьма осязательно чувствовал зависимость русских финансов от зап. — европ. биржи, апеллировал к необходимости бережного отношения к кредиту, к-рый может потерпеть ущерб, от подобных мер. «Если же кредит наш, — говорил он на заседании комитета министров, — к крайнему прискорбию, отчасти и потрясен принимавшимися в последнее время мерами, то несравненно более грустных последствий следует ожидать от утверждения проектированных по отношению к многомиллионному еврейскому населению крайне стесни-
