Страница:БСЭ-1 Том 23. Доде - Евразия (1931).pdf/407

Эта страница не была вычитана

и жизни, обнимающей принципы всякого знания и хотения. Система философии распадается на всеобщую мировую схематику, учение о принципах природы и учение о человеке. При этом членение системы Д. насквозь идеалистично, так как у него впереди неизменно располагаются формальные, выведенные не из материального мира, а из мышления, основоположения, имеющие силу для всякого бытия, а затем в иерархическом порядке следуют те материальные области, к которым их надо применить.

В своей онтологии Д. исходит из единства бытия, изображая — в согласии с Гегелем, но без упоминания о нем как о своем источнике — переход бытия от абстрактного качества к количеству и к отношениям меры, к логическим свойствам бытия (под которыми Д. разумеет учение о сущности), к каузальности и к необходимости. В натурфилософии Д. исследует свойства бесконечности мира, склоняясь к признанию конечной причины, и выдвигает «закон определенного количества», по к-рому «накопление тожественных экземпляров какого-нибудь реального ряда самостоятельных сущностей мыслимо лишь как образование некоторого определенного числа». В изложении этого закона Д. воспроизводит кантовское доказательство тезиса первой космологической антиномии, присоединяя сюда утверждение, что было когда-то время, когда еще не было вовсе времени, хотя уже существовал мир. По Д., в первоначальном своем состоянии бытие материи было лишено различий и не допускало накопления изменений во времени. Хотя абсолютное тожество начального состояния само по себе не дает никакого принципа перехода, однако Д. считает возможным объяснить этот переход, ссылаясь на «мост непрерывности, идя по к-рому назад, мы доходим до замирания изменений». — В космогонии Д. пытается исправить гипотезу Канта — Лапласа, утверждая, что предполагаемая этой гипотезой первичная туманность не совпадает с абсолютно первоначальным и вполне тожественным состоянием мировой среды и что материя прошла до состояния первоначальной туманности через бесконечный ряд других форм. В первоначальном состоянии материя и механическая сила составляли одно, причем это состояние не было ни статическим ни динамическим, не было ни в равновесии ни в движении. Переход от неорганического мира к органическому обусловлен, по Д., тем, что «от механики с ее давлением и толчком до связи ощущений и мыслей цростирается одна единая и единственная скала промежуточных состояний».

Однако для логического перехода к органическому миру Д., подобно Гегелю, пользуется понятием цели, сбиваясь на чисто идеалистическое представление о природе как сознательно мыслящей и поступающей.

В учении об органической жизни Д. выступает резким противником Дарвина, усматривая в теории борьбы за существование и в теории естественного отбора одно лишь мальтузианство. По Д., «более глубокое основание свойств органических форм надо искать в условиях жизни и в космич. отноше 784

ниях. В этике Д. стоит на вполне метафизической точке зрения, утверждая, что мир морали имеет «точно так же, как мир всеобщего знания, свои постоянные принципы и простые элементы», которые «вообще не изменчивы, не зависят от времени и от реальных перемен» и потому «возвышаются над историей и над теперешними различиями». — В социологии Д. разлагает общество на его простейшие элементы, приходя к абстрактному представлению двух индивидов, и выводит из предполагаемого* равенства их воли априорный принцип абсолютного равенства всех членов общества. — В учении о праве Д. развивает противоречивую концепцию свободы, причем, с одной стороны, рассматривает ее как равнодействующую между пониманием и инстинктом, разумом и неразумием, с другой же стороны, основывает моральную ответственность на таком понятии свободы, к-рое означает только восприимчивость к сознательным мотивам, сообразно природному и приобретенному рассудку, причем самые мотивы эти «действуют с неизбежной, естественной закономерностью».

Все изложенные выше воззрения Д. объясняются особенностями его методологии, к-рая стоит в резкой оппозиции к диалектике Гегеля и Маркса. В основу своей критики Д. кладет убеждение, по к-рому противоречие есть категория, возможная «только в комбинации мыслей, но не в действительности». В вещах нет-де никаких противоречий. Во влиянии гегелевской диалектики Д. видит главный недостаток «Капитала» Маркса, причем изображает дело так, будто основные ' положения теории Маркс выводит не из конкретного изучения, а из априорных схем диалектического метода.

Сочинения Д., довольно влиятельные в свое время, были бы давно совершенно позабыты, если бы не Энгельс, к-рый в своем «Анти-Дюринге» использовал критику Д. как повод для изложения философских основ марксизма и тем самым «обессмертил» самого Д. Энгельс доказывает, что Д. непоследователен в своем материализме и что* его метод совершенно не диалектичен. По сложнейшим вопросам науки Д. самонадеянно выставлял вечные и окончательныерешения проблем, игнорируя диалектический характер научного развития, в к-ром движение к объективной истине слагается из: исторически обусловленных и относительных актов познания. Субъективно желая быть атеистом и материалистом, Д. не умел последовательно провести материалистическую точку зрения. Оперируя с конечными абсолютными противоположностями, Д. не понимал основного закона материалистической диалектики: единства противоположностей, их взаимопроникновения, переходов и т. д. Не разбираясь в проблемах диалектики, Д. не в состоянии был отделить диалектическое содержание философии Гегеля от конструкций абсолютного идеализма. Вообще же будучи типичным рационалистом, эпигоном «просветителей» 18 в., Д. был чужд историзма. И в своих антирелигиозных выступлениях Д. дает не критическую историю а абстрактную конструкцию религиозных