к тому, что в течение десятилетий и даже столетий причинность отождествлялась с механистической причинностью, часть физиков, естественно, стала клонить к идеалистическому пониманию закономерности, когда сложность и тонкость материальных процессов не позволили при данном уровне техники им прямо и непосредственно применить в этой области привычные понятия. В квантовой механике, — говорит Дирак, — все больше возрастает «признание роли самого наблюдателя в привнесении закономерностей в результаты наблюдения».
То же говорит и Гейзенберг. С каждым новым измерением, — разъясняет Гейзенберг, — «математическое представление физического процесса изменяется непрерывно; наблюдение выбирает из множества возможностей одну определенную, как совершившуюся... Это положение вещей можно также выразить посредством утверждения, что величина электрона зависит от опыта, примененного для измерения его положения». Таким образом электромагнитное и световое движение, поскольку мы хотим измерить его точно, зависит от нас, от субъекта. Но это не есть произвол, — говорят и Дирак, и Гейзенберг, и Иордан, — движение электронов или фотонов подчиняется закономерности, которую мы можем вычислить независимо от нашего эмпирического опыта. Эта закономерность чисто математическая. Таким образом получается субъективный идеализм на математической основе.
Математизация понятия причинности приводит к идеалистическим выводам. Такая математизация причинности и закономерности находит себе высшее применение в современной квантовой механике. Так, у П. Иордана мы находим, что принцип причинности «не есть сам по себе закон природы. Законы природы суть дифференциальные уравнения, которым подчинено физическое поле». Закон причинности есть математическое следствие из этих дифференциальных уравнений и то только при нек-рых формально-математических предпосылках. И какраз в квантовой теории, по словам П. Иордана, становятся неверными те математические предпосылки, к-рые он объявил «в качестве источников справедливости принципа причинности» (см. статью П. Иордана — Причинность и статистика в современной физике, «Die Naturwissenschaften», 1927).
Эта идеалистическая математизация учения о причинности современными буржуазными физиками сочетается на данном этапе с учением о случайности как проявлением субъективного произвола. Движение электрона сравнивается с поведением существа, наделенного свободной волей.
Мы можем допустить, говорил Борель, что электрон обладает свободной волей; ведь оттого, что люди — «свободные существа», закономерность массового числа браков или смертей ит. д. не нарушается. Даже, наоборот, именно потому, что каждый случай вступления в брак не контролируем, «не имеет общих причин» и один случай внутренне не связан с другим, создается возможность установить среднее число этих случаев за определенный период. Подобно этому свобода электрона является условием статистического среднего определения его положения в массе случаев. Таким образом можно констатировать отказ известной части крупных теоретиков современной физики от проникновения в источники движения электрона,самоограничение их поверхностными эмпирическими наблюдениями, субъективно-идеалистическое толкование наблюдаемых фактов.
Нет сомнения, что эти реакционные поползновения, проявившиеся в квантовой механике, носят временный, преходящий характер. Внедрение Д. м. в современную физику идет неуклонно. С другой стороны, разрешение кризиса современной физики невозможно без замены старого механического материализма материализмом диалектическим.
Д. м. дает единственно последовательное учение о закономерности, причинности. Только с точки зрения Д. м. возможно последовательно и до конца вскрыть «всесторонность и всеобъемлющий характер мировой связи, лишь односторонне, отрывочно и неполно выражаемой каузальностью» (Ленин, Философские тетради, стр. 155).
Возможность и действительность. Как мы видели выше, категории материалистической диалектики — сущность, основание, форма и содержание, случайность и необходимость — суть объективно-реальные понятия, выражающие различные ступеньки, узловые пункты процесса познания объективного мира. Это — формы мышления, в к-рых отражается познаваемая действительность. Внутренняя связь и субординация этих основных понятий состоит в том, что их связь друг с другом и взаимопереходы отображают в логической форме исторический процесс движения человеческого познания ко все более глубокой сущности объективных процессов.
В ряду этих категорий категории возможности и действительности являются такими, в к-рых отображаются очень глубокие и многосторонние связи объективного мира. Когда мы говорим о действительности, мы имеем в виду уже нечто более глубокое, чем просто фактическое бытие отдельных вещей или их непосредственное внешнее существование. Категория действительности включает в себя уже такое содержание, которое выражает целостную совокупность всех образующих объективную реальность внутренних и внешних моментов, соотношение всех этих ее сторон. Категория действительности отражает объективный мир, взятый как необходимый, внутренне обусловленный закономерный процесс.
«Отдельное бытие (предмет, явление etc.) есть (лишь) одна сторона идеи (истины).
Для истины нужны еще другие стороны действительности... Совокупность всех сторон явления, действительности и их (взаимо) отношени я — вот из чего складывается истина», — писал Ленин, материалистически комментируя Гегеля (Ленин, Философские тетради, стр. 188—189). Таким образом действительность является одной из категорий, наиболее глубоко вскрывающих закономерности объективного мира. Понятие действительности охватывает всю совокупность связей: необходимость и случайность, сущность и явление, 'основание и закон и др.
Для Гегеля единственной объективной реальностью являлась абсолютная идея или абсолютный разум. Действительность с его точки зрения совпадает в своей основе с абсолютным разумом. Отсюда и вытекало его положение: «все действительное разумно, все разумное действительно». Ни одно из гегелевских положений не вызвало пожалуй таких споров, как
