являющий все закономерным и необходимым.
«Согласно этому воззрению в природе господствует лишь простая непосредственная необходимость. Что в этом стручке пять горошин, а не четыре или шесть, что хвост этой собаки длиною в пять дюймов, а не длиннее или короче на одну линию, что этот цветок клевера был оплодотворен в этом году пчелой, а тот — нет, и притом этой определенной пчелой и в это определенное время, что это определенное, унесенное ветром семя одуванчика взошло, а другое — нет, что в прошлую ночь меня укусила блоха в 4 часа утра, а не в 3 или в 5, и притом в правое плечо, а не в левую икру — все это факты, которые вызваны неизменным сцеплением причин и следствий, связаны незыблемой необходимостью, и газовый шар, из которого возникла солнечная система, был так устроен, что эти события могли произойти только так, а не иначе. С необходимостью этого рода мы все еще не выходим из границ теологического взгляда на природу.
Для науки совершенно безразлично, назовем ли мы это, вместе с Августином и Кальвином, извечным решением божиим, или, вместе с турками, кисметом, или же назовем необходимостью. Ни в одном из этих случаев не может быть речи об изучении причинной цепи, ни в одном из этих случаев мы не двигаемся с места...
Таким образом, случайность не объясняется здесь из необходимости; скорее, наоборот, необходимость низводится до чего-то чисто случайного. Если тот факт, что определенный стручок заключает в себе шесть горошин, а не пять или семь, — явление того же порядка, как закон движения солнечной системы или закон превращения энергии, то, значит, действиельно не случайность поднимается до уровня необходимости, а необходимость деградируется до уровня случайности» (там же, стр. 503—504).
Дарвин, по словам Энгельса, нанес сильнейший удар этой метафизике в естествознании. Те или иные условия, в которых родился и развивается данный организм, являются случайными. Но Дарвин показал, что «незаметные случайные различия индивидов внутри отдельных видов... могут усиливаться до изменения самого характера вида» (там же, стр. 505). Случайный признак при определенных условиях становится необходимым и закрепляется. «Всякое малейшее изменение, возникшее случайно в течение времени и сколько-нибудь полезное для какого-либо вида, лучше приспособляющее их к измененным жизненным условиям, имело бы шансы на сохранение, и естественному подбору открылось бы поле для своего совершенствующего действия» (Дарвин, Происхождение видов, стр. 66). Маркс и Энегльс высоко оценили заслуги Дарвина в борьбе с метафизикой. «Дарвинова теория, — писал Энгельс, — является практическим доказательством гегелевской концепции о внутренней связи между необходимостью и случайностью» (Энгельс, Диалектика природы, в кн.: Маркс и Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 521).
Анализируя в своих многочисленных работах закономерности природы и общества, Маркс и Энгельс вскрывают диалектику случайности и необходимости. Маркс показывает, как единичный случайный обмен, вовсе не характерный для данного общества, впоследствии, при все более и более частом повторении, обусловливаемом развитием производительных сил, становится необходимым и превращается в решающее условие существования общества, при 184
водя к уничтожению и разложению целые общины и государства и наконец формации.
Маркс и Энгельс показывают единство, переходы и различие необходимости и случайности, показывают, как необходимость прокладывает себе путь через случайности и никак не может быть ни отделена от них ни противопоставлена им. Маркс писал: «История имела бы очень мистический характер, если бы «случайности» не играли никакой роли. Эти случайности входят, конечно, сами составной частью в общий ход развития, уравновешиваясь другими случайностями. Но ускорение и замедление в сильной степени зависят от этих «случайностей», среди которых фигурирует также и такой «случай», как характер людей, стоящих вначале во главе движения» (Маркс, Письмо к Кугельману от 17 апр. 1871, вкн.: Маркс и Энгельс, Письма, 4 изд., стр. 290—291).
Энгельс говорит: «Что Наполеон был вот именно этот корсиканец, что именно он был военным диктатором, который стал необходим французской республике, истощенной войной, — это было случайностью. Но если бы Наполеона не было, то роль его выполнил бы другой. Это несомненно, потому что всегда, когда такой человек требовался, он находился: Цезарь, Август, Кромвель и т. д.» (Энгельс, Письмо к Штаркенбергу от 25 января 1894, там же, стр. 408).
Марксистско-ленинский анализ общественной жизни обнаруживает диалектическое единство необходимости и случайности и их взаимопереходы. Напр. наемный труд существовал наряду с рабством, но вот развились необходимые условия для него, он превратился в необходимость. Единичные случайные протесты рабочих против своих хозяев по мере развития капитализма приобретают массовый характер, становятся необходимостью для всего рабочего класса, перерастая в организованную сознательную классовую борьбу, и т. д.
Признавая единство и взаимопроникновение необходимости и случайности, мы не должны забывать различий, к-рые существуют между ними. Случайность — одна из форм проявления необходимости, и в силу этого она отлична от необходимости. Одна из характерных особенностей случайности — это ее единичный характер, свидетельствующий о том, что случайность есть лишь момент необходимости. Но она есть момент, не лишенный существенного значения, т. е. такой момент, возрастание роли к-рого делает его необходимостью, если есть налицо для этого все другие условия (пример: случайный обмен товаров, превращающийся в необходимость).
Маркс и Энгельс утверждают объективность случайности и показывают, что нельзя противопоставлять причинность и случайность или отождествлять последнюю с беспричинностью.
Ни в природе ни в истории не бывает таких явлений, к-рые не имели бы причин. Следовательно нет какой-либо беспричинной случайности. Наоборот, всякая отдельная случайность опосредствована целым рядом причин и условий, она тысячами нитей связана с мировым целым и только кажется независимой от него.
Нам не всегда известны причины того или иного случайного явления, но от этого случайность не перестает быть объективно существующей реальностью.
В письме к И. Блоху Энгельс указывает, что «экономическое движение, как необходимое,
