Страница:БСЭ-1 Том 22. Джуца - Договор торговый (1935).pdf/145

Эта страница не была вычитана

опосредствованы как последним звеном учением Толанда (см.) о движении как существенном свойстве материи. С другой стороны, материализм и эмпиризм Ф. Бэкона в гносеологической трактовке Локка также несомненно оказал влияние на Д. Однако, отправляясь в теории познания от Локка (см.), Д. не поддался идеалистическим моментам учения последнего, материалистически истолковав его учение о рефлексии. Отправляясь от первого — по учению Локка — источника познания, от ощущения, Д. в то же время резко боролся против идеалистического сенсуализма Беркли и избежал феноменализма Кондильяка. Сенсуализм на материалистической основе (ощущение — результат воздействия внешнего мира на органы чувств; опыт — процесс воздействия внешнего мира на органы чувств) как теория познания стройно сочетался у Д. с материалистической же картиной мира. «Ощущения заставляют душу выходить из себя самой, давая ей смутное представление внешней причины, действующей на нее, т. к. ощущения суть непроизвольные восприятия. Душа... подчинена действию; стало быть, вне ее есть деятель. Кто будет этим деятелем? Разумно принимать его соответствующим действию... Так как наши ощущения суть восприятия, представители бесконечного числа мельчайших неразличимых движений, естественно, что они приводят с собой ясное или смутное представление тела, неотделимое от представления движения, что мы считаем материю, насколько она приведена в движение этими различными движениями, всеобщей причиной наших ощущений и в то же время их объектом».

Не впадая в чистый сенсуализм (отрыв ощущений от объекта, что было у Беркли), Д. не был и психологистом в теории познания. Его друг Гельвеций, подчеркивая роль ощущений, недооценивал логической обработки ощущений, утверждая, что «судить это и значит ощущать».

Д. возражал на это: «суждение предполагает сравнение двух представлений». На этом фоне Д. в образной форме дал верную и полную для своего времени картину соотношений чувств и разума. Чувства для него — свидетели, судья же, выносящий суждение, — разум. Этот судья должен выносить свой приговор на основе показаний свидетелей, т. е. разум не должен отрываться от показаний чувств, но и не должен сливаться с каким-нибудь одним из них; он должен сопоставлять, сравнивать, контролировать показания чувств. «Это судья, который не совращен и не подчинен ни одним из свидетелей; он сохраняет весь свой авторитет и употребляет его, чтобы совершенствоваться». Короче говоря, Д’ стоит на точке зрения единства чувств и разума.

Подобно Ф. Бэкону Д. применяет рациональ’ный метод к данным чувств. На этой основе осмысливает он всю картину вселенной. Принимая единую субстанцию Спинозы, он определяет ее как материю. Вместе с тем время из модуса Декарта и бесконечного модуса Спинозы превращается в философии Д. в форму существования материи, так же как и пространство.

Освобождая субстанцию от ее «божественного» наименования (как это было у Спинозы), он в согласии с естествознанием своей эпохи видит последние элементы материи в физических молекулах, ставя так. обр. «на ноги», т. е. материализуя, спиритуалистические монады Лейбница. Декартовская материя без движения, лейбницевская монада — сила без протяженияполучают в философии Д. недостающие качества, поскольку материальным молекулам Д.

. свойственно наряду с протяжением и движение в качестве основного атрибута. Третьим существенным свойством материи, по Д., является чувствительность. В отношении последней Д. занимает среднее место между Гольбахом (см.) с его учением о чувствительности, как свойстве известным образом организованной материи, и Робине (см.) с его теорией чувствительности, как всеобщего свойства материи. Д. различает чувствительность инертную, т. е. потенциальную, и чувствительность живую, т. е. уже наличную. Это различение позволяет Д. установить тесную связь между неорганической и органической природой, что в свою очередь служит для него основой естественной классификации всех физических явлений. Все явления природы Д. морфологически располагает по ступеням единой лестницы от инертной молекулы через минералы, растения, животных до человека. Так представляется ему единая система природы. Эта единая система природы для Д. не мертва. Историки естествознания конца 19 в. правильно отметили у Д. предвосхищение идеи трансформизма. Дидро по праву считается предшественником Ламарка и Дарвина, поскольку в «метафизический век» у него налицо идеи изменчивости организмов, наследственности и выживания наиболее приспособленных.

Из всех французских материалистов 18 в., бывших механическими материалистами и метафизиками, Д. более других приближается к пониманию развития. Энгельс отмечает наличие у Дидро блестящих моментов диалектики.

Гораздо более уязвимой является социальная. философия Д. К построению этики он подходит как натуралист, отрицая врожденные моральные принципы и исходя из физиологии. Д. начинает свое этическое учение как материалист, но как абстрактный материалист, имея дело с абстрактным надисторическим человеком. Совершенно не понимая специфических общественных закономерностей (как впрочем и все его современники), Д. оказывается в этой области рационалистом, весьма близким к чистому идеализму. Правильно понятый интерес человека, по учению Д., должен удерживать его от эгоизма и, напротив, способствовать альтруизму. Но абстрактный альтруизм, взятый вне исторического развития и классовых отношений и возведенный им в универсальный принцип, оказывается утопическим требованием. Вместе с тем ссылки на «природу» человека вследствие неопределенности и метафизичности этого понятия обусловливают антиисторичность всей этики Д.

В «социальной этике», т. е. в политике, Д. не избежал теории «общественного договора», столь характерной для всего 18 в. Основой общежития, по Дидро, является добродетель.

Добродетель же, вообще добрые нравы, зависит от законодательства, от организации государства. Далее и глубже этого анализ общества у Д. не проникает. Т. о. из политичесйой надстройки он по существу делает всеопределяющий базис общественной структуры. Эта несовершенная методологическая точка зрения со циологически объясняется тем, что буржуазия, являясь эксплоататорским классом, заинтересованным в увековечении классового общества, не могла углубить своего социального анализа до вскрытия экономического основания общества. Исторически же это означало опре-