века этих объективно-реальных процессов. Основная ошибка «всеиндуктивизма», как и вообще эмпиризма, заключается в непонимании того, что всякое единичное заключает в себе так или иначе общее. Индуктивный метод берет единичные явления как нечто вполне завершенное, неподвижное, непротиворечивое в самом себе. Поэтому и общие определения единичного он рассматривает как нечто раз навсегда данное, неизменное, без движения, без развития. Индуктивный метод, будучи целиком формально-логическим, учитывает обыкновенно то, что чаще всего бросается в глаза, что является обычным, постоянно повторяющимся.
В этом «обычном» индуктивный «метод» не видит 'никаких противоречий, он не ставит вопроса о возникновении и уничтожении вещей, свойств, отношений. Он не может доказать необходимости открытых им общих определений вещи, не понимая развития, он не может ответить на вопрос, почему данное явление обладает именно такими свойствами, а не другими.
Однако вместе с тем «всеиндуктивизм» возводит свои обобщения в абсолют, в непреложный закон. И поэтому всякие новые факты, противоречащие индуктивно установленным «вечным» законам, индуктивный метод необходимо должен объявлять чистейшей случайностью, по^ мехой, отклонением, оставлять их без всякого внимания, а при достаточном накоплении таких «случайностей» он вынужден сочинять для них новые «принципы», новые «законы», якобы ничего общего не имеющие со старыми.
Вместо того чтобы понять неполноту, недостаточность, противоречивость всякого общего, всякого закона, вместо того чтобы охватить всю совокупность противоречивых явлений как подвижное, развивающееся единство многооб-* разия, «всеиндуктивизм», слепо держась своего метафизического «принципа» единообразия природы, вынужден разрывать единство противоположностей на отдельные, абсолютно непротиворечивые, абстрактно тождественные себе и внешне безразличные друг к другу ряды явлений. Начиная с абстрактного «единообразия», всеиндуктивизм на деле кончает абстрактным же, необъединенным многообразием. «Индукция, — говорит Энгельс, — учила нас, что все позвоночные животные обладают дифференцированной на головной и спинной мозг центральной нервной системой, и что спинной мозг заключен в хрящевых или костных позвонках, — откуда заимствовано даже название этих животных; но вот появляется амфиокс — это позвоночное животное с недифференцированным центрально-нервным канатиком ибез позвонков. Индукция установила, что рыбы, это — те позвоночные животные, которые всю свою жизнь дышат исключительно жабрами. И вот обнаруживаются животные, которых почти все признают за рыб, но которые обладают, наряду с жабрами, хорошо развитыми легкими, и оказывается, что каждая рыба имеет в своем воздушном пузыре потенциальное легкое. Лишь путем смелого применения учения о развитии помог Геккель естествоиспытателям-индуктивистам, очень хорошо чувствовавшим себя в этих противоречиях, выбраться из них. — Если бы индукция была действительно столь непогрешимой, то откуда взялись бы эти бесконечные перевороты в классификациях представителей органического мира? Они являются самым подлинным продуктом индукции и, однако, они уничтожают друг друга» (Энгельс,Диалектика природы, в кн.: Маркс и Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 431).
Недостаточность индукции обыкновенно усматривают в неполноте, в незавершенности опыта. Однако как-раз завершенность опыта обнаруживает всю недостаточность и. ограниченность индуктивного метода, а вместе с тем и его истинное значение. Оказывается, что чем полнее опыт, тем меньше оснований у индуктивистов утверждать что-либо выходящее за пределы данного опыта. Поэтому так называемая «полная индукция» совершенно не в состоянии судить о новых явлениях. Но отсюда следует, что и обычная индукция не только не имеет права возводить свои обобщения в абсолют, но и по существу сохраняет свою истинность только по отношению к эмпирически установленным фактам.
Но как же тогда объяснить то обстоятель* ство, что в научном развитии индуктивный метод нередко приводил к открытию законов, далеко выходящих за пределы наблюдений фактов? Это обстоятельство вытекает отнюдь не из того, что обычно индукция принципиально способна давать научное обобщение. В действительности для индукции всегда остается случайной та общая сторона или вообще общее определение, которое она фиксирует в единичных вещах. При этом индуктивист-ученый может (хотя и не обязательно должен) обобщить в отдельных вещах и фактах как-раз наиболее существенное, не зависящее от той или иной эмпирической формы или особенности этих единичных вещей и фактов. В таких случаях естественно выведенная индуктивным путем общая группа фактов и получает блестящее подтвержу дение со стороны бесчисленного множества новых фактов, во многих других отношениях отличных от первоначальных фактов. Именно к такого рода случаям относятся те обобщения, о к-рых упоминает в вышеприведенной цитате Энгельс. Однако абсолютная категоричность этих обобщений, непонимание их относительности, их одностороннего характера, невнимание к условиям, при которых они произведены, превращают эти обобщения в мертвую абстракцию. Движение познания на основе индуктивных обобщений приобретает чрезвычайно запутанный, стихийный характер, полно противоречий, отступлений вспять, отклонений в различные стороны, сопряжено с чрезвычайной затратой сил и средств на изучение несущественных, случайных, побочных обстоятельств. Индуктивизм неизбежно находится во власти разнообразных устарелых взглядов, он не способен к подлинно научному обобщению" выводов различных наук и особенно к усвоению результатов научно-философского развития.
В противоположность индуктивизму в материалистической диалектике расширение опыта, его многообразие и полнота ведут не к сужению обобщения, а, наоборот, к появлению все новых обобщений. Материалистическая диалектика исходит из признания наличия общего в единичных вещах и явлениях и допускает возможность многообразного обобщения этих единичных фактов в различных, часто противоположных отношениях. Односторонность тех или иных определений, наличие твердых пограничных линий между отдельными вещами, отсутствие в них противоречий, их неподвижность являются для нее не высшим пределом знания, а его недостатком. Там, где индукция считает задачу научного исследования законченной, 8*
