гой, — что и в себе самом он был бы чем-то лишенным закономерности, необходимости, даже и относительной устойчивости. Однако это не значит, чтобы в ощущении и представлении действительность отражалась исчерпывающим образом. В ощущении и представлении я не могу непосредственно охватить движение роста дерева, а в мышлении могу. Но откуда бы я мог составить понятие об этом росте, если бы я не ощущал различия состояния дерева, его высоты, диаметра его ствола, разнообразия листьев ит. д. в различные моменты.
Отрицание того, что единственным источником мышления является живое, наглядное созерцание, являющееся более или менее точным отражением объективной реальности, — это отрицание неизбежно ведет к идеализму.
Материалистический эмпиризм в его простейшей форме, борясь с идеализмом, отрицает за мышлением более глубокую форму познания, сводит понятия исключительно к простому механическому обобщению чувственных данных.
Такой вульгарный незрелый материалистический эмпиризм отрицает возможность отражения объективной реальности в понятиях и объявляет их простым знаком, общим именем или названием сходных предметов или свойств.
С точки зрения такого эмпиризма существуют отдельные самостоятельные, обособленные вещи, и ощущения отражают только это единичное. Поэтому обобщение отводится исключительно на долю рассудка. Дальнейшее развитие этой элементарной формы материализма пошло по двум направлениям. С одной стороны, он развился в более высокую форму материализма 18 в.; с другой стороны, эмпиризм превратился в берклианство и юмизм («позитивизм» и махизм новейшего времени).
В метафизическом материализме 17—18 вв. понятие уже не есть нечто субъективное и ничтожное, подобно «общим именам» номинализма. Наоборот, своим обобщениям метафизический материализм приписывает абсолютное, необходимое, всеобщее, объективное значение.
Однако его понятия отнюдь не диалектичны.
Во-первых, эти понятия лишь считаются всеобщими, но не являются таковыми. Метафизические материалисты чрезмерно обобщали такие явления, свойства, отношения объективной реальности, которые имеют только одностороннее значение или имеют место только в определенной ее части. Непроницаемость, механическая инерция, масса — все это свойства лишь «относительные, присущие только некоторым состояниям материи» (Ленин, Соч., т. XIII, стр. 213).
Распространение всех этих свойств навею совокупность материального мира неизбежно должно было носить характер чисто внешний, формальный. Во-вторых, в понятиях метафизического материализма были отображены те свойства материи, к-рые составляли обычный, общепризнанный объект науки 17 и 18 вв. В этих понятиях в силу неразвитости науки не могли найти отражения более глубокие связи и отношения объективной реальности. В-третьих, большинство материалистов 18 в. понимало материю как сумму готовых, законченных вещей, лишь внешне, пространственно соприкасающихся друг с другом. Законы их взаимодействия также понимались как механические. Поэтому понятия метафизического материализма по необходимости отражали собой лишь эти внешние связи и отноше 212
ния. Наконец важнейшее, в виду отсутствия исторического взгляда на вещи, познание рассматривалось также не исторически. Понятия считались или абсолютно истинными или абсолютно ложными. Неподвижности, неизменности, разорванности вещей соответствовали неподвижность, неизменность, абстрактность, безжизненность понятий. Закон исключенного третьего, вообще метафизические законы лежали в основании мышления. Непротиворечивость понятий считалась высшим критерием их объективности. Начиная материалистически, метафизический материализм заканчивал идеалистически: не понимая практики как критерия истины, он усматривал этот критерий в самом мышлении, в его непосредственной достоверности, в его ясности и отчетливости, в его непротиворечивости.
Гегель в своей идеалистической диалектике не только оторвал, как и всякий идеалист, теорию от практики, не только лишил чувственный мир всеобщих определений, как сделал бы и всякий кантианец, но и сделал движение понятий источником конкретного содержания объективной реальности. Это конечно идеалистическая химера. Но и эта химера имеет корни в действительном познании человека. В самом деле, если конкретное понимание предмета есть отражение единства его многообразных конкретных форм, связей, отношений, то такое понимание не может быть достигнуто на той ступени, когда сам предмет еще не развернулся во всем богатстве своих определений. С другой стороны, если предмет уже обладает достаточно обнаружившимся богатством определений, его конкретное всестороннее и глубокое понимание не может быть достигнуто ни в форме ощущения и представления ни в форме односторонних абстрактных мыслительных определений.
Понять действительно конкретное, значит отразить его в конкретном понятии. Конкретное понятие с точки зрения Д. м. состоит в том, что оно есть единство общего, особенного и единичного. Будучи общим, как и всякое понятие, оно, в отличие от формально-логического понятия, включает в себя богатство особенного и единичного. Движение от абстрактного к конкретному в мышлении, т. е. движение в мышлении к конкретному понятию в нашем, материалистическо-диалектическом смысле слова предполагает, с одной стороны, историческое движение самого предмета, ас другой стороны, — движение познания от ощущения предмета к представлению и наконец к его понятию. Если движение познания конкретной действительности от ощущения и представления к абстракциям назвать анализом, то дальнейшее возвратное движение в мышлении от абстракции к конкретному целому несомненно является синтезом. И конеч-^ но конкретное как мысленная совокупность есть результат понимания, результат движения понятий. Постольку Гегель прав. Однако в противоположность гегелевскому пониманию эта мысленная конкретность, говорит Маркс, есть «ни в коем случае не продукт понятия, размышляющего и саморазвивающегося вне наглядного созерцания и представления, а переработка созерцания и представлений в понятии» (Маркс, К критике политической экономии, М., 1933, стр. 27). Действительный предмет в зародышевой ли, элементарной, простой и грубой форме или в развитом состоянии существует вне головы человека, вне его ощущений и представлений, вне его абстрактного или конкретного понимания, вообще вне сознания.
