не знал никакой зелени. В германских Г., не достигших полного развития как торговые центры, жители занимались иногда и земледелием, и о нек-рых из них говорили, что они — наполовину заселены, наполовину засеяны. Вне этих категорий населения низшие слои его ютились в трущобах. Смертность в городах была колоссальная, и ею отчасти объясняются сравнительно небольшие размеры большинства из них: были случаи эпидемий — например т. н. «черной смерти» в середине 14 в., когда уносилось в могилу все население Г. (Базель, Эрфурт, Любек) и целые области превращались в пустыню.
Отчасти этим обстоятельством объясняется частое выселение наиболее богатых людей из Г. в свои имения. В Лондоне времен Елизаветы знать даже обязана была строиться за пределами его и дальше в окружных графствах, и новые дома должны были строиться в расчете лишь на одну семью. При всем том торг, буржуазия и ремесленничество любили и гордились своим Г., и местный патриотизм был весьма силен. Г. был символом и оплотом их вольностей, ареной их трудов и достижений и центром, в котором собранные со всех концов мира богатства дали возможность при помощи творческих сил ремесленничества возникнуть высокой культуре, знаменовавшей исход европейского общества из мрака варварского и феодального общества. В этих Г. действительно возродились и вновь стали расцветать наука, литература и искусства и замерцали первые лучи Возрождения (см.).
Развитию итальянских и южногерманских городов нанесен был тяжелый удар образованием в 15 веке турецкого «тампона» в Передней Азии и Константинополе, а затем — открытием португальцами морского пути в Индию и к «Пряным» островам и перемещением торговых путей на Запад, во вновь открытую, богатую драгоценными металлами Америку. Известно, что когда до Италии дошла весть об успехе Васко да Гамы, то Флоренция была объята «ужасом», а в Венеции цены на восточные продукты пали наполовину. Многовековая торговля Венеции с Востоком постепенно замирала, и это повлекло за собой падение производства в целом ряде итал. и южногерманских Г., работавших на ее рынок и на снабжение ее экспортными товарами. Значительно пострадала и Генуя, торговая и мореходная деятельность которой стала падать по мере того, как Средиземное море теряло свое центральное значение в европейской торговле, и морская связь с севером Европы перешла в руки голландцев и англичан, взявших на себя инициативу в распределении богатств, привозимых из Индии и Америки в Лиссабон и Севилью. Денежный рынок Флоренции также потерял свое монопольное значение с начавшимся потоком золота и серебра из Мексики и Перу, хотя флорентийские финансисты продолжали играть большую роль на Антверпенской бирже. Падение южногерманских Г. было более стремительно. Тесная увязка их с Италией нанесла сильный удар по их торговле, но, хотя они и сумели приспособиться к изменившемуся положению, перенеся свою фи 52
нансовую деятельность в Испанию и Нидерланды и завязав оживленную торговлю с Лиссабоном, золотой поток из Америки, все более нараставший, создававший целую революцию в ценах и ускоривший процесс разложения натурального хозяйства, чрезвычайно усилил эксплоатацию германских трудовых масс и, в частности, крестьянства помещиками, князьями и папой, и крестьянские восстания, борьба за и против реформации и последовавшие затем религиозные войны разорили эти города вместе с их магнатами денежного капитала. Наконец, последовавший за развитием морских сношений с Ост-Индией и Америкой расцвет торгового могущества Англии и Голландии нанес смертельный удар торговле ганзейских городов. Образуются новые центры европейской и мировой. торговли — на короткое время Севилья и Лиссабон, затем Антверпен, позднее Амстердам, позже, но превыше их всех — Лондон со множеством менее крупных Г. в каждой стране. Первые два Г., подобно старым южноитальянским Г., сошли со сцены по той же причине, по какой они первоначально выдвинулись: они были наиболее далеко продвинутые к морю пункты, лишенные собственного производственного хинтерланда и отрезанные диким хребтом от основного хозяйственного остова европейского материка. Антверпен потерпел непоправимый ущерб от испанского господства и последовавшей Нидерландской революции, закрывшей Шельду. Напротив, Амстердам долго находился в расцвете, пока окончательно не был вытеснен Лондоном. По сравнению с Г. предыдущего периода до открытия морского пути в Индию и открытия Америки, эти Г. имели мировое значение в полном смысле этого слова, поскольку самый мир неизмеримо расширил свои границы.
Дальностью своих сношений, многообразием своих связей, размерами торговых оборотов они далеко превосходили даже самые крупные центры средневековья. Уже в Лиссабоне собирались корабли со всех концов Европы для закупки продуктов, привезенных с далеких берегов Индии и Молуккских о-вов, а в Амстердаме можно было видеть на складах товары даже из Китая и Японии рядом с польским зерном и рус. лесом или пушниной. Если ценность вывоза даже такого ганзейского центра, как Любек, составляла в конце 14 века всего 41/2 млн. марок (по довоенному курсу), то Антверпен двумя столетиями позже делал уже огромный оборот в 500 млн. . гульденов в год. Рядом с этими крупнейшими Г. возникли торговые Г. меньших размеров, но постепенно приобретшие европейское значение, как Марсель и Гавр во Франции. В большинстве случаев это были порты, но торговля их перестала быть исключительно посреднической; такие Г., как Антверпен и особенно Лондон, вывозили продукты своих стран, сами имели в своих стенах высоко, по тогдашним условиям, развитую промышленность и ввозили для нее сырье. Но главное, чем они отличались от Г. раннего периода, заключалось в том, что, пользуясь всякими свободами и управляясь своими купеческими гильдиями при участии цехов, они, тем
