Страница:БСЭ-1 Том 17. Гимназия - Горовицы (1930).pdf/188

Эта страница не была вычитана

гоголь

вокруг трех основных типов, трех наиболее законченных художественных образов Г.

Эти три основные типа находим мы в «Мертвых душах» в лице Манилова, Ноздрева и Собакевича.

Манилов  — далеко не плохой человек, в его психологических чертах мы не найдем ничего уродливого и ненормального. Наоборот, его чувствительность, кротость, деликатность, стремление к образованию и несколько идиллическая мечтательность являются сами по себе качествами весьма неплохими. И, тем не менее, Манилов представляет собою весьма комичную фигуру, отнюдь не вызывающую сожаления и сочувствия. Дело в том, что Манилов, как и все поместные типы, является пустопорожником, а праздность и практическая никчемность и придают всем проявлениям мягкой маниловской натуры нелепую и курьезную окраску. За его мечтами не чувствуется ни недовольства настоящим, ни тоски по совершенству; не чувствуется ни малейшего желания действовать и добиваться. Его мечты оказываются лишенными всякого серьезного смысла и представляют собою, по сути дела, бесцельную игру праздного ума, строящего от безделья совершенно бессмысленные и никому ненужные перспективы. Та же ненужность и бессмысленность обнаруживаются и в чувствительности Манилова. От нее никому ни тепло, ни холодно, ибо в ней нет серьезного стремления активно помочь человеку. Он со всеми любезен, всем произносит сочувственные речи и приятные слова, но от его приятности и любезности толку получается столько же, сколько и от бесплодной смоковницы. Образ Манилова дает яркое представление о том, в какую нравственную слякоть превращаются такие хорошие сами по себе свойства, как мягкость и чувствительность, в условиях никчемного поместного существования. — Во втором основном образе гоголевского творчества  — типе Ноздрева  — дана волевая активная натура, проявляющая себя в тех же условиях никчемности и невежества.

Энергия так и кипит в Ноздреве, так и рвется наружу, но в данных условиях и она дает только курьезные и нелепые результаты. Она смешна и нелепа именно потому, что тратится по пустякам, что рассеивается на разные бестолковые и чисто случайные предприятия, совершаемые только сдуру и от нечего делать. Ноздрев готов отправиться куда и когда угодно, он склонен шуметь и бурлить' по пустякам, кутить и скандалить напропалую, совершать самые нелепые и бессмысленные проделки, — и, опять-таки, вдумываясь в этот тип, нельзя не признать, что по своей натуре Ноздрев, как и Манилов, вовсе не представляет собою отрицательного явления. Природа у Ноздрева нормальная, здоровая, устойчивая. В нем несомненно есть что-то беззаветное, удалое, что присуще всякой энергичной натуре; Ноздреву свойственен своеобразный альтруизм бьющей через край энергии, альтруизм, в котором нет нежной привязанности, а есть жажда поддержать, примкнуть к делу, чтобы дать исход избытку энергии. Все это черты несомненно ценные и симпатичные,и, если жизнь Ноздрева протекает бестолково и нелепо, то в этом приходится винить не его натуру, не его индивидуальные уродства и несовершенства, а его социальное положение, его принадлежность к тунеядческому сословию. — В психическом складе Собакевича, третьего синтетического типа Г., преобладают хладнокровие, рассудительность и практичность. У Собакевича материальные выгоды и интересы всегда на первом плане. Ему совершенно чужды мягкий сентиментализм и мечтательность Манилова; он — трезвый и грубый реалист. Совершенно несвойственна ему также расточительность, склонность кутнуть и развернуться во-всю, присущая Ноздреву; он прижимист и скуповат. Как натура рассудительная, хладнокровная и практическая, Собакевич великолепно понимает, чтб полезно и нужно в его положении. Он стоит на почве фактов и умело ведет свою линию. Собакевич очень неглуп и толков и, если при всем том имеет нелепый и смешной вид, то объясняется это не его личными свойствами, а его положением; он очень умно и толково ведет свою линию, но линия-то его совершенно бессмысленна. Он — душевладелец и в качестве такового живет, не противореча себе, умной расчетливо, но так как само душевладение стало бессмыслицей, то и вся жизнь Собакевича приобрела нелепый характер умной и расчетливой бессмыслицы. Прижимистое накопление Собакевича оказывается столь же нелепым и ненужным, как и широкое мотовство Ноздрева. Сколько бы ни скопил Собакевич, это накопление не понадобится ему ни для расширения его личной жизни, ни для иных производительных и творческих целей. Накопление Собакевича  — это не сбережения труженика про черный день и не расчеты человека, перед к-рым носятся грандиозные творческие замыслы, а просто собирание по инерции, совершенно ненужное и бесполезное. Вся жизнь пуста и ничтожна, вся она лишена цели, и естественно, что и расчетливое накопление оказывается бесцельной расчетливой пустопорожностыо.

Закончив рассмотрение основных «поместных» характеров гоголевского творчества, необходимо упомянуть и о многочисленных вариациях их  — то более упрощенных, то, наоборот, более сложных. Вокруг основных образов Манилова, Ноздрева и Собакевича группируются как их поместные разновидности, так и варианты их в крупнопоместной, чиновничьей и разночинной сферах. Поместные эскизы маниловщины мы находим еще в «Вечерах»  — в образе Ивана Федоровича Шпоньки, и в «Миргороде»  — в виде помещиков Ивана Ивановича Перерепенко и Афанасия Ивановича Товстогуба. Образ Подколесина из комедии «Женитьба» дает нам представление о чиновничьем варианте маниловщины, а образы Акакия Акакиевича Башмачкина («Шинель») и художника Пискарева («Невский проспект») — о ее преломлении в разночинной и интеллигентской среде. — Подобные же разновидности имеются и по отношению к характеру Ноздрева.

Тип Пифагора Пифагоровича Чертокуцкого из повести «Коляска» несомненно являет-