сербское движение», ставившее своей целью отторжение от Австрии Боснии, Герцеговины и Кроации. Вместе с агитацией панславистов (см. Панславизм) в Галиции это движение грозило полным развалом Австровенгерской монархии, что означало бы потерю Г. своего последнего союзника.
Международное положение Г. накануне империалистской в о йн ы. К 1914 международное положение Германии представлялось в следующем виде: 1) Англ о-германское соперничество в морских вооружениях, принимавшее все более и более грандиозные размеры, а также непримиримое противоречие интересов на Ближнем Востоке привели к небывалому обострению англо — германских отношений, которое не могло быть сглажено состоявшимся в октябре 1913 соглашением относительно дальнейшей судьбы португальских колоний в Африке, а также заключенным в июне 1914 (но не ратифицированным) весьма выгодным для Англии соглашением относительно конечного пункта Багдадской дороги (Басра), судоходства по Тигру и Евфрату и эксплоатации месопотамской нефти (см. Багдадская железная дорога, Б. С. Э., т. IV, ст. 307—308).
2) Франко-германские отношения ухудшились не только в связи с недовольством герм. и франц. империалистов соглашением 1911, но, — что имело несравненно более важное значение, — и на почве ожесточенной борьбы между герм. и франц. тяжелой индустрией за железо и уголь. Гигантский размах герм. металлургии поставил ее в весьма значительную зависимость от привозной руды (с 1902 по 1909 импорт железной руды в Г. более чем удвоился, в 1913 он составлял 14 млн. т при годовом потреблении в размере 46, 3 млн. т и экспорте в 2, 6 млн.), что внушало серьезные опасения как металлургическим королям (растущее вздорожание сырья), так и правительству (интересы военной промышленности). Отсюда стремление германской тяжелой индустрии (особенно вестфальской, отделенной 350 км ж. — д. пути от лотарингской руды) наложить свою руку на сев. — западный угол франц. департамента Мёрт-и-Мозель (бассейн Брие), с его богатейшими в Европе залежами железной руды (в 1913 здесь было добыто 20 млн. ш из общефранцузской продукции в 22 млн., или 91%), значительная часть к-рой (3, 8 млн. m в 1913) притягивалась рурским коксом. До империалистской войны в этом департаменте 8 т. га (из 43 т.) рудоносных земель находилось во владении германских акционерных обществ или обществ с участием герм. капитала. Но эти экономические завоевания могли стать прочными лишь при условии перехода бассейна Брие к Г., о чем и мечтали герм. аннексионисты.
С другой стороны, взоры франц. империалистов все настойчивее обращались в сторону Эльзас — Лотарингии. Железные богатства Лотарингии получили огромную важность для герман. тяжелой индустрии со времени применения способа Томаса (в 1912 из 32 млн. m общеимперской добычи Лотарингия дала 20 млн. ш, или 61, 43%, покрыв около 50% потребности), передвинув за по 108
следние годы перед войной на Ю.-З. значительную часть вестфальской металлургии.
Вернуть Эльзас-Лотарингию означало сокрушить экономическую и финансовую мощь Г. Отсюда — необычайное оживление идеи «реванша» во Франции, получившей к тому же серьезные шансы на практическое осуществление со времени англо — русского соглашения 1907, военного возрождения царской России после японской войны и явного тяготения Италии к Тройственному согласию. В то же время крайняя бедность Франции камеи, углем (угольн. запасы Франции в 1913 исчислялись в 17 млрд, т, Германии — в 423 млрд., добыча 1913—40 млн. т, потребление — 63 млн. т) обрекала ее на положение второстепенной металлургической державы, несмотря на наличие первоклассных рудных богатств, едва уступавших германским, на роль «заложника» германской металлургии, подчинившей своему влиянию Рейнско-Вестфальский угольный синдикат и диктовавшей цены франц. металлургам (франц. промышленникам уголь обходился на 50—60% дороже, чем германскими английским). Такое положение было невыносимым для французск. металлургов, мечтавших о захвате отошедшего к Пруссии в 1815 угольного бассейна Саара или Рура, в котором добывалось приблизительно то количество угля, которое приходилось ежегодно импортировать Франции. Переход Франции к 3 — летней военной службе (авг. 1913), означавший увеличение мирного состава франц. армии на 150 тыс., и предоставление франц. банкирами 21/2-миллиардного займа царскому правительству на проведение стратегических ж. д., ведущих к западной границе, избрание президентом ставленника франц. империалистов — Пуанкаре (янв. 1913) указывали на остроту франко-германских противоречий и близость развязки.
3) Положение, создавшееся на Ближнем Востоке после 2-й Балканск. войны, поощряло к дальнейшему расчленению Азиатской Турции (виды Англии на захват Месопотамии, притязания Франции на Сирию, России на Армению) и ее островных владений (виды Греции на о-ва Эгейского моря), облегчало России осуществление ее давнишней мечты о захвате Константинополя и проливов, чего не могла допустить Г., заинтересованная в том, чтобы задержать процесс окончательного распада Турции, пока Г. не будет обеспечена должная часть турецкого наследства, и в то же время создавало серьезную опасность австро-сербской, а следовательно, и австро-русской войны, в которую роковым образом должна была быть втянута Г. (см. Восточный вопрос, Б. С. Э., т. XIII, ст. 342).
Усиление германизации турецкой армии в связи с назначением ген. Лимана фон Сандерса командиром константинопольского корпуса, а потом, — в виду протеста царского правительства, энергично поддержанного Францией, — генеральным инспектором турецкой армии и начальником всех военных школ, должно было еще более обострить русскогерманские отношения. Для защиты немецких интересов в Мал. Азии Вильгельм предполагал организовать постоянную средиземноморскую дивизию герм. флота (май 1913).
