1С5
ГЕРМАНИЯ
ние в Марокко водопровода, трамвайных линий, маяков, оборудование гаваней. Но деятельность нем. концессионеров на каждом шагу наталкивалась на всевозможные препятствия со стороны Франции и Англии, а дальнейшее продвижение французов в Марокко грозило уничтожить все «достижения» Г. В 1909 немецкой дипломатии удалось заключить сепаратное соглашение с Францией, которым признавалось существование особых экономических интересов Г. в Марокко; но мирное сожительство двух империалистических хищников было невозможно.
Оккупация французскими войсками Феца, уничтожившая последние фикции «независимости» Марокко, вызвала взрыв негодования в империалистических кругах Г., которые шумно требовали предоставления Г. какого-либо марокканского порта (называли Агадир) на Атлантическом побережьи или территориальной компенсации в др. частях Африки. В этом смысле и было сделано представление Парижу тогдашним руководителем германской внешней политики Кидерлен-Вехтером, подкрепленное посылкой в Агадир герм. канонерки «Пантеры» (в июле 1911). После Потсдамского соглашения с Россией Г. чувствовала себя достаточно сильной, чтобы еще раз проверить прочность англо — французского соглашения. Однако, эта проверка дала весьма неприятные для герм. империалистов результаты. Англия, к-рая во время первого марокканского конфликта довольствовалась закулисной поддержкой Франции, теперь взяла инициативу в свои руки и открыто выступила против герм. домогательств, в которых усмотрела покушение на свои «жизненные интересы» (захват Г. Агадира угрожал безопасности морского пути вокруг Африки). После того как Берлин отверг англ. предложение о созыве новой международной конференции по марокканскому вопросу, а в Агадир был послан герм. крейсер, британское правительство категорически заявило, что не признает никакого франко-германского договора, заключенного помимо Англии, и не позволит Германии утвердиться в Марокко. Выступивший с речью на обеде у лондонск. лордмера министр финансов Ллойд Джордж прямо угрожал Германии войной. Эта речь, как впоследствии признавался Камбон (см.), «дала (Франции) уверенность, что она может рассчитывать на Англию», и в то же время произвела отрезвляющее действие на герм. правительство, не хотевшее рисковать войной летом 1911, когда работы по углублению Кильского канала и укреплению Гельголанда еще не были закончены, а численное соотношение между англ. и герм. дредноутами считалось в морских кругах Г. еще слишком неблагоприятным. В ходе франкогерманских переговоров, которые длились в течение 4 месяцев, берлинские дипломаты вынуждены были все больше и больше скидывать с заломленной сначала цены, несмотря на энергичные протесты пангерманистов, выступавших против всяких компенсаций за пределами Марокко и требовавших объявления войны Англии. Кидерлен-Вехтеру пришлось последовательно отказаться от притязаний на Франц. Конго, полученияпреимущественного права на эксплоатацию железных рудников и постройку жел. дор. в южной части Марокко и удовольствоваться в конце-концов признанием наличия экономических интересов Г. в Марокко, права Г. на получение концессий в Марокко наряду с другими державами, на беспошлинный вывоз марокканской руды, и прирезкой небольшого куска из Франц. Конго к Герм. Камеруну.
Зато всякое дальнейшее вмешательство Г. в урегулирование политического положения Марокко исключалось (франко — германское соглашение относительно Марокко и Конго 4/XI 1911), и Франция получила полную свободу действий, что означало фактическое установление франц. протектората над Марокко (его юридическое оформление последовало уже в 1912).
Тем самым перспективы герм. капитала по части получения концессий в Марокко становились весьма сомнительными. «Без политического влияния экономическое господство в Марокко невозможно», заявил Вассерман в рейхстаге, ссылаясь на соответствующие резолюции Центрального союза герм. промышленников и друг, предпринимательских организаций. Таким обр., ликвидация второго марокканского конфликта, едва не приведшего к франко-германской, а следовательно, к европейской войне, закончилась, как выразился Грей, «фиаско герм. политики». Ту же оценку агадирскому инциденту давали и герм. империалисты всех оттенков, выражавшие резкое недовольство соглашением 1911. Исход конфликта только раздразнил их аппетиты, обострил франкогерманские, а особенно англо — германские отношения («Англия не дала ходу Германии»). В глазах герм. империалистов именно Англия была той ненавистной державой, к-рая не хотела допустить малейшего расширения нем. колониальных владений. «Теперь мы знаем, — говорил в рейхстаге лидер консерваторов Гейдебранд, — кто заявляет притязания на господство над вселенной, когда мы хотим расшириться и занять свое место под солнцем... Не уступками, а силою герм. меча можно обеспечить мир». С другой стороны, «прыжок „Пантеры"» способствовал еще более тесному сближению между Англией и Францией; в следующем же году (1912) была заключена англо-французская морская конвенция относительно перевода последней французской эскадры из Бреста в Тулон, что давало Англии возможность стянуть свои суда из Средиземного моря к Северному.
Новым поражением герм. империализма была аннексия Италией турецких провинций Триполитании и Кгьренаики (см.) в 1911, произведенная с согласия участников Антанты, но без учета интересов Тройственного союза, а также исход двух Балканских войн 20 в. (см.), закончившихся полным разгромом германского вассала на Балканском п-ове — Турции, которая оказалась почти вытесненной из Европы, и Болгарии, за счет которой значительно усилилась поддерживаемая Россией Сербия, захватившая Новобазарскпй санджак и, таким образом, отрезавшая Австрию от Салоник. Вместе с тем усилилось поощрявшееся Россией «велико-
