Б45
ГЁТЕ
стоинство брака), является как бы художественно-символической иллюстрацией к принципам моральной философии Канта или Спинозы. Уклонившийся от велений нравственного закона обречен на гибель; лишь преодолев в себе демона страсти, человек способен стать истинно свободным. Поскольку закон природы представляет силу, властно диктующую человеку свою волю и зачастую толкающую его на пренебрежение требованиями морали, человек, спасаясь от гибели, ищет опоры в религии, науке, искусстве и труде. Другими словами, категорический императив, утверждаемый здесь Гёте, равносилен требованию активного самоотречения как залога свободной, деятельной жизни.
Во время работы над своим романом Гёте впервые завязал прочные отношения с широкими кругами европейской высшей интеллигенции, с теми читателями, о которых он мечтал еще в Риме, как о своей единственной подлинной аудитории. «Сродство душ» обращено именно к этим кругам. Правда, это нисколько не мешало поэту критически освещать быт и жизненный уклад дворянства. Роман рисует достаточно отчетливо картину измельчания тогдашнего господствующего класса, отсутствия широких задач, полного равнодушия к сложным общественным и моральным проблемам и т. д.
Мертвый хватает живого: феодальное общество, символизированное им в образе первобытных магических сил природы и судьбы, душит побеги молодой жизни. Когда в течение последних 20 лет его деятельности уродливые формы нем. реставрации вызвали в нем еще большее чувство одиночества и отчужденности от своей родины, он стал искать материал для творчества на Востоке. Образы восточного средневековья воплотились «в Западно-восточном Диване» («West-ostlicher Divan», написанном в 1814 и напечатанном в 1819), овеянном настроением радостно-светлого пантеизма. Эта книга обогатила нем. и европейскую литературу не только как новый тип философской лирики, но и как величайшее поэтическое воплощение старческой любви. Мощный расцвет любовной страсти, пережитый Г. в глубокой старости, заставлял его воспринимать самую старость как обновление, как новую одежду. Такой «одеждой» явилась для него восточная лирика, неразрывно связанная с его краткой, но праздничной встречей с Марианной Виллемер. «Западно-восточный Диван» — итог этого романа и воспоминание об этом ярком эпизоде. В ряде его любовных увлечений Шарлотта фон Штейн явилась для него воплощением античности, Марианна — воплощением Востока, Ульрика фон Левецов — его последняя любовь — соединением всех этих образов с нем. сказочными образами детства и юности. Это отразилось, напр., и в «Мариенбадской элегии» («Marienbader Elegie», 1823). Г. сам подчеркнул дидактический характер своего последнего лирического сборника, снабдив его «Примечаниями к Дивану» («Noten zum Divan)», в которых он, опираясь на Гаммера-Пургшталя и на Дица, знакомит читателей со своими востоковедческими изысканиями. б. с. э. т. XVI.Дидактическая черта поздних произведений Г. особенно резко сказывается в «Годах странствований Вильгельма Мейстера» («Wi 1helm Meisters Wanderjahre», 1821—29). Роман этот был задуман, как продолжение «Годов учения» еще в 1796; писался с большими перерывами; в 1807 Гёте набросал несколько начальных глав и, вернувшись к работе в 1810, закончил первую часть романа лишь в 1821, а вторую — в течение последующих 8 лет (точнее 4 — х — с 1825). С формально-композиционной стороны роман имеет чрезвычайно мозаичный и не цельный характер. «Эта книжечка — то же самое, что и сама жизнь», писал Г. Этой точкой зрения пытаются оправдать и частые повторения, и некоторые противоречия, и растянутость романа. Его огромное полотно связано единой мыслью о самоотречении в общественно-полезном труде, как основе всякой нормальной личной и социальной жизни. Г. проводит человечество по различным этапам «странствований» от жизни в узком кругу семейной обстановки через просвещенный абсолютизм государственной организации к свободному демократическому союзу в американской колонии. Возможно, что опыт социальной утопии, набросанный здесь Г., навеян широко популярн. в те годы трудами ряда социалистов-утопистов. Как раз в этот период одна задругой выходили книги:Фурье — о с. — х. товариществах, Сен-Симона — «О промышленной системе», «О новом христианстве» и т. д., а Роберт Оуен делал попытку организации своей коммуны в Индиане. Одна мысль совершенно отчетливо формулирована Г. в этой части романа: будущее пойдет под знаком промышленного труда, доминирующей роли рабочего сословия. И не случайно, конечно, все без исключения «гуманисты» «Годов учения» стали или ремесленниками или работниками в области прикладных знаний: Вильгельм — хирургом, Ярно — горняком, Филина — портнихой. Гёте выдвигает заимствованную у Песталоцци идею профессионального воспитания, но она приобретает под его пером и в его трактовке значительно иной характер. Человечество нуждается в хороших руководителях, которых должна дать ему интеллигенция, специально подготовленная для этой своей великой провиденциальной роли. Методам и формам воспитания уделено в романе очень много места, и — в частности — им посвящен раздел «Педагогическая провинция» («Padagogische Provinz»). Если в первой части романа «Годы учения» Г. выступает как индивидуалист, для к-рого на первом плане стоят интересы развития личности, то во второй части центром внимания являются вопросы наилучшей организации общества. Касту духовной аристократии он преобразовывает в демократическое единство свободного человеческого общежития, построенного на братстве, равенстве и труде (группа механиков, к к-рой примыкает Вильгельм, и т. д.).
Таким же заветом о подчинении индивидуальных стремлений задачам мирового коллективного строительства, развития и организации общественных отношений на основе демократической культуры и труда явился и «Фауст» — это высшее и совершеннейшее во18
