Страница:БСЭ-1 Том 16. Германия - ГИМН (1929).pdf/267

Эта страница не была вычитана

а с другой — политический деятель, полный сомнений и ясно сознающий свою обреченность и свой отрыв от движения, быстро его перерастающего.

На этой пьесе, написанной в манере «Хроник» Шекспира (на основании изучения исторических источников и памятников старой литературы, в особенности Лютера и Ганса Сакса), ясно сказалось увлечение Гёте (под прямым воздействием Гердера) великим английским драматургом, — обстоятельство, сыгравшее большую роль в истории немецкой литературы. В Шекспире (усвоенном в нем. переводе Виланда) Г. привлекало: исключительное знание человека, его психического мира и его страстей; любовь к национальной старине; близкая к реалистической манера письма; игнорирование правил классической поэтики. Погруженный в борьбу с ложноклассицизмом, Г. объявляет Шекспира величайшим из когда-либо существовавших драматургов, учителем молодого поколения нем. писателей (см. его восторженную «Речь о Шекспире», относящуюся к 1771). — Влияние «Гёца» на развитие исторической поэзии было громадно, и не случайно Вальтер Скотт начал свою литературную деятельность четверть века спустя с перевода драмы Гёте на англ. язык. Отзвуки этого влияния мы находим и в дальнейшем, вплоть до Гауптмана с его «Флорианом Гейером»* На «штюрмеров» «Гёц фон Берлихинген», впервые давший их настроениям и взглядам на искусство художественное оформление* произвел огромное впечатление. Устами Бюргера они объявили Г. «немецким Шекспиром» и с восторгом приветствовали его за «благородство и свободу», с которыми он «растоптал жалкий кодекс правил и воспроизвел целую картину, полную жизни и дыхания даже в мельчайших своих фибрах...».

Но Шекспир не был единственным писателем, владевшим умом Г. и его единомышленников. Руссо, Оссиан, Гомер, из немцев  — Клопшток, подчинявшие, по мнению Г., свое творчество «голосу природы», делили с Шекспиром популярность в среде «бурных гениев». Особенно значительно было влияние на Гёте Руссо (а отчасти Ричардсона), сказавшееся на появившемся в 1774 романе в письмах «Страдания молодого Вертера». В романе дана история молодого бюргера Вертера, кончающего самоубийством из-за своей безнадежной любви к жене друга  — Лотте.

Фактической основой романа послужил, как сказано выше, эпизод собственной неудачной любви Гёте, переплетенный с любовной историей молодого писателя (Карла Иерузалема), самоубийство к-рого вызвало много толков. В лирических излияниях и настроениях Вертера нашла свое отражение «мировая скорбь» эпохи во всех своих оттенках.

Вертер  — не только несчастный любовник, к-рый обращается к природе в трагические моменты личных потрясений, как это было принято со времени «Новой Элоизы» Руссо, — он в то же время представитель молодой буржуазии, для которой глубоко тягостны социальное неравенство и нарушение прав человека. В «Вертере» нем. буржуазия видела героя, пожертвовавшего собой для нее. По замыслу Г., «Вертер» являлся как бы проте

|стом против общественной рутины, сковывающей естественные стремления человеку к счастью и радости, против условности и ограниченности традиционной морали, и, вместе с тем, как явствует из предисловия автора, скрытый смысл романа — в энергичной защите деятельного недовольства, в противовес бездеятельности Вертера, принесшего мощную страсть и глубокое чувство в жертву личным невзгодам (м. пр., снисходительное отношение Г. к «нравственной несостоятельности» Вертера вызывало особенное негодование Лессинга).

«Вертер», имевший, м. б., величайший литературный успех, когда-либо выпадавший на долю писателя, вызвавший бесчисленное количество подражаний, пародий, полемических статей, оказавший огромное влияние на всю европейскую литературу (Мюссе, Шатобриан, итальянцы и проч.), сделал Г. признанным главою эпохи «Sturm und Drang’а».

Он выступает в романе в качестве тонкого реалиста, умеющего улавливать все многообразие окружающей жизни. Такие части романа, как сцены семейной жизни Лотты, поразили современников своей исключительной правдивостью, до к-рой никогда не поднимались писатели первой половины 18 века. Много места в «Вертере» уделено мотиву природы, игравшему очень большую роль в творчестве «штюрмеров». Природа в романе рисуется неизменно окрашенной в тона настроений и переживаний Вертера. Последний как бы одухотворяет ее, заставляет ее жить одною с ним жизнью. На место жестко выписанных пейзажных декораций псевдоклассицизма становится пейзаж крайне подвижный, поражающий богатством тончайших нюансов. То же умение давать картины оживленной природы встречает мы в ряде лирических произведений Г. этой поры. Влияние «штюрмерской» поэтики сказывается на языке молодого Г. Абстрактному книжному языку псевдоклассиков он противопоставляет язык «естественный», разговорный, насыщенный вульгаризмами и провинциализмами (силезский диалект в «Гёце» и пр.). Плавные, округленные периоды заменяются порывистой, страстной речью. Та же порывистость и неуравновешенность в приемах композиции («Wiirfe und Spriinge»  — Броски и скачки), — например, в «Гёце», где сюжет развертывается как бы скачками, — в характерах персонажей. Вертер — необычайно нервная натура: взрывы восторга сменяются у него порывами крайнего отчаяния, мир рисуется ему то прекрасным, умиротворяющим душу садом, то чудовищем, все уничтожающим и сеющим повсюду смерть.

К периоду «Бури и натиска» относится также и длинный ряд б. ч. не оконченных произведений Гёте (1773—74): первоначальный набросок «Фауста», известный под названием «Прафауста» («Urfaust»); драматические фрагменты  — «Прометей» («Prometheus»), отрывки из «Цезаря», «Магомета» и «Вечный жид» («Der ewige Jude»). Последнее произведение (так же, как и «Прафауст») написано в манере примитивов 16 века, т. н. книттельферсом(см.), излюбленным размером Ганса Сакса, поэта, которым увлекается молодой Гёте, исполненный интереса к старонемец-