ной рус. интеллигенции), которая была прочно рецепирована русской либеральной и народнической историографией. Как историческое исследование работа Г. не имела особо серьезного значения и в момент выхода (как и его работы о «развитии революционных идей» и «новой фазе в рус. литературе», 1864;Соч., т. XVII), но как дань тому культу, к-рый сложился в его душе в детские годы, и как один из значительнейших политических памфлетов, «Заговор» до сих пор не потерял своей свежести и интереса. Центральное место в творчестве этих лет занимают, конечно, гениальной рукой большого мастера написанные мемуары «Былое и думы».
Они вышли по-русски в 4 томах (I — III, 1861; IV в двух книгах, 1867), или 5 частях; первые два тома были посвящены периоду от раннего детства до отъезда за границу включительно. Третий том — смешанный по содержанию: сюда вошла и беллетристика Г., и полемика со славянофилами, и ряд старых статей дозаграничного периода. Том четвертый отведен воспоминаниям о революции 1848—1849 и «русским теням», т. е. художественно сделанным портретам соратников на революционном поприще или друзей московских лет. Впоследствии сюда была включена и та часть «Былого и дум» (гл. 43—47;5 ч.) о романе Н. А.
Герцен с Гервегом, к-рая не подлежала ранее опубликованию. Части 6—7 печатались разновременно, нек-рые главы появились значительно позже, преимущественно в X и XI томах заграничного издания сочинений, в «сборнике посмертных статей» (1870), и т. д. В издании Лемке, часть 6 — я (17 глав) вошла в XIV т., она относится к 1852—65 и включает главы: «Немцы в эмиграции», «Лондонская вольница 50 — х годов», «Польские выходцы», «В. И. Кельсиев?, «Бакунин и польское дело» и пр.; часть 7 — я (Соч., т. XIV) писалась в 1865—1868; в ее состав включены отрывки: «Без связи», «Венеция ла-белла» и пр.
В мировой мемуарной литературе, богатой первоклассными работами, «Былое и думы» Г. занимают одно из самых высоких мест. «Это не столько записки, — писал Г. в предисловии к изданию 1860, — сколько исповедь, около к-рой, по поводу к-рой собрались там-сям схваченные воспоминания из Былого, тамсям остановленные мысли из Дум». В этой капризной, прихотливой, сверкающей, какдрагоценные камни, смеси лирических отступлений и покаяния, глубоких психологических и бытовых замечаний, мастерских характеристик, уничтожающих сарказмов, в этой естественности, простоте и непринужденности тона и заключается совершенно исключительн. обаяние «Былого и дум» (Сочинения, тт. XII — XIV). Как известно, эскизы к этой исповеди-хронике появлялись уже
и раньше (напр., «Му Exile», 1855, «Le monde russe et la revolution», 1860—1862). Затем Герцен отдался целиком намеченной им задаче знакомить Европу с Россией и вернулся к мемуарам значительно позже. Содержание этого монументального труда, не имеющего себе равного в литературе, неисчерпаемо: это панорама русской и европейской жизни на протяжении десятилетий; мастерство рассказа, вообще сильно развитое у Г., здесь поднимается на небывалую высоту. К последним годам жизни относится одно из замечательнейших и значительнейших произведений Герцена, которое можно назвать его политическим завещанием: это упоминаемые ниже «Письма к старому товарищу» (Бакунину, 1869), направленные против анархистской концепции социально — поли-
