ритории со стремлением каждой из них к независимости. Центральная власть с падением Штауфенов потерпела крушение; уцелевшие коронные земли и регалии почти полностью были расхищены во время междуцарствия (1254—73); имперское рыцарство, дававшее когда-то императорам грозные контингенты войска для походов в Италию, частью расслоилось и распылилось на отдельные группы, а частью было разорено. Не только князья, но и «свободные господа» стремились захватить права верховной власти в пределах своих территорий. Так возникло множество независимых и полунезависимых княжеств, графств, бароний и рыцарских владений. Само собой разумеется, что для их владельцев сильная императорская власть была только помехою к осуществлению их целей. Этим объясняется стремление князей не допускать на престол представителей влиятельных фамилий, а наоборот, выдвигать в императоры лиц политически слабых — Рудольфа Габсбургского (1273—91), Адольфа Нассауского (1292—98), Генриха Люксембургского (1308—13). Собственно говоря, фактически с конца 13 в. в Г. установилась олигархия: семь крупнейших князей — маркграф Бранденбургский, герцог Саксонский, король Чешский, пфальцграф Рейнский, архиепископы Кёльнский, Майнцский и Трирский — образовали коллегию «курфюрстов» (князей-избирателей), сделавшихся настоящими правителями империи. Эта княжеская аристократия выбирала императора, ежегодно собиралась на съезды для решения важнейших государственных дел и вершила судьбы Г. помимо императорской власти, носители которой почти исключительно интересовались своими родовыми владениями (княжествами). В 1356 «Золотая Булла» (см.) Карла IV(1347—78) окончательно оформила независимость курфюрстов, утвердивши за ними все права государей в их территориях. Для прочих князей и «господ» курфюрсты были тем идеалом, к которому они изо всех сил стремились приблизиться, имея тенденцию рассматривать каждого обитателя своей территории (к какому бы классу он ни принадлежал) как своего, а не имперского подданного. Города не стремились остановить процесс распадения государствен, единства империи уже по одному тому, что это вовсе не входило в их интересы. Им, как и территориальным князьям, была чужда идея политического единства Г. Каждый город вел свою собственную экономическую политику, и для него важнее всего было добиться таких привилегий и вольностей, которые не мешали бы его собственному развитию. Отсюда заветный идеал каждой городской общины добиться прямого подданства империи, т. е. фактически полного освобождения от какой бы то ни было государственной власти. Выделиться в самостоятельные территории и стать на равную ногу с князьями удалось лишь немногим — т. н. вольным имперским городам (см.); прочие вынуждены были довольствоваться лишь той или иной степенью автономии, т. е. той или иной степенью ослабления зависимости от местного территориального государя. Говоря другими словами, политические идеалы князей игородов в сущности были одни и. тте же: и первые и вторые одинаково тянули не к единству, а к расчленению империи. Правда, интересы князей и городов в данном случае отнюдь не совпадали, — наоборот, между ними шла самая жестокая конкуренция из-за господства над той или иной территорией, и эта конкуренция вылилась во второй половине 14 в. в открытое вооруженное столкновение в широком масштабе. После издания «Золотой Буллы», усилившей власть князей и отдавшей в их руки несколько вольных имперских городов, южно-германские города объединились в мощный швабский городской союз и вступили в открытую войну с княжеской властью. Но и это согласованное выступление городов совсем не имело своею целью установление единства империи: города стремились лишь добиться соединенными усилиями равного с князьями положения в государстве. Не поддержанные ни императорской властью, ни дворянством, войска союза в течение одного года (1388) были на-голову разбиты князьями в Швабии, Франконии и на Рейне, и это поражение навсегда отбило у горожан охоту выступать широким фронтом против установившегося княжевластия. Характерно, что, достигший к этому времени зенита своего могущества, Ганзейский союз ровно ничего не сделал для поддержки южно — германского городского союза. Проникнутая чисто коммерческими интересами, центр которых лежал вне пределов Г., Ганза была совершенно равнодушна к судьбам империи в ее целом.
У германских императоров 14—15 вв. неоднократно возникали планы борьбы против князей соединенными силами короны, городов и низшего дворянства. Однако, эти планы каждый раз оказывались совершенно невыполнимыми. Имея общего врага в лице князей, городй и рыцарство сами были в вечно враждебных отношениях друг к другу, т. к. насущные интересы их постоянно сталкивались, а крестьянство было одинаково враждебно как городам, так и рыцарям, потому что и те и другие в равной мере подвергали его самой жестокой эксплоатации.
В конце-концов оказывалось, что в Германии наиболее могущественным в политическом отношении элементом были князья, и не существовало ни одной силы, которая могла бы сколько-нибудь успешно противодействовать их стремлениям. Вполне естественно, что и рост торгового капитала, носителями к-рого были города, был выгоден именно князьям, к-рые использовали его как средство для укрепления своей территориальной власти. По возможности расширить свои территории, установить в них неограниченную власть наподобие власти римского princeps’a, подавить в пределах своего княжества с помощью послушной армии чиновничества и сильного войска все элементы населения, к-рые могли бы стремиться к независимости, — таковы были в 15 веке заветные идеалы территориальн. государей. Всего этого, однако, окончательно удалось достигнуть лишь через два столетия. Пока же до княжеского абсолютизма, с его нивелирующим влиянием на всех подданных и с его развитым бюрократизмом, было еще да-
