Страница:БСЭ-1 Том 15. Гейльброн - Германия (1929)-2.pdf/192

Эта страница не была вычитана

землю и крепостные держания. Стремление извлечь из земли наибольшую выгоду побуждало помещика прекращать собственное экстенсивное и связанное с большими расходами хозяйство на господской земле и переходить к сдаче ее в аренду — целиком или частями. Арендаторами по большей части являлись помещичьи старосты-мейеры, и самые арендуемые ими участки назывались мейерскими участками. Тяглые наделы тоже нередко сдавались в аренду, при чем их старались объединить в крупные крестьянские держания по 2—3 гуфы каждое. Аренда этого рода тоже называлась мейерскою арендою, а арендаторы — мейерами, хотя по большей части никакого отношения к поместным старостам они не имели. Такая аренда на мейерском праве первоначально зародилась в Нижней Саксонии, но уже в 13 в. распространилась на всю Западную (преимущественно с.-з.) Г. и создала класс зажиточных крестьян-мейеров, которым запрещалось дробить участки при передаче их по наследству и которые сначала были временными, а потом наследственными арендаторами. Наряду с крупной арендой развивалась и мелкая: отдельные части господской и крестьянской земли сдавались в срочное, пожизненное и вечно-наследственное пользование на самых разнообразных условиях — за денежный, натуральный или денежно-натуральный оброк, за оброк и службу, наконец, за известную часть урожая (чаще всего второй или третий сноп). Так, значительная часть крестьян перешла на положение свободных арендаторов, к-рые держали землю на основании договора и в крепостной зависимости от землевладельца уже не состояли. Другая часть крестьян добилась значительного смягчения своего зависимого состояния. Во-первых, прекращение господской запашки (со сдачею в аренду господской земли) освободило всех крестьян от полевой барщины. Если барщина и осталась, то в количестве всего лишь нескольких дней в году; она выражалась в ручных работах на господской усадьбе, в извозной повинности, помощи при охоте и рыбной ловле и т. п. Вместе с тем, часто отменялись за определенные денежные выкупы некоторые наиболее тяжелые крестьянские повинности, как, наприм., поголовное обложение и налог с наследства («смертное»). Денежные и натуральные оброки с тяглых наделов платились попрежнему, но они всюду точно фиксировались, оставаясь из года в год неизменными. Разрешался на известных условиях переход крестьян в города или на другие земли. Были случаи и полного освобождения от крепостной зависимости, при чем непременным условием такого освобождения являлся отказ крестьянина от всяких прав на надел, иногда компенсируемый денежным выкупом со стороны помещика. Такие получившие полное освобождение крестьяне либо превращались в свободных арендаторов либо делались батраками (в том случае, если они не уходили на сторону).

Все эти изменения мало-по-малу до неузнаваемости переродили физиономию германской деревни. Вотчина превратилась теперь в простой субстрат платежей, в институт, почти исключительно предназначенный длясобирания помещиком земельной ренты. С другой стороны, с развитием денежного хозяйства цены на сельскохозяйственные продукты неизменно росли, следовательно, земельная рента из года в год увеличивалась, а между тем оброки крестьян, будучи раз навсегда зафиксированы, ни в каком соответствии с повышением ренты не стояли. При срочной аренде платежи и рента периодически уравнивались, но при вечно-наследственной аренде результаты были те же, что и при зависимом крестьянском держании.

Словом, помещикам (особенно мелкопоместному рыцарству) при создавшихся экономических условиях грозило разорение. Крестьяне же, наоборот, оставались в барыше, при чем наиболее выгодным было положение состоятельных крестьян  — мейеров. Остальные крестьяне страдали от земельн. тесноты, так как с течением времени должны были все более и более дробить свои участки между сыновьями. Число бобылей (Kotter) увеличивалось, особенно в юго-зап. Г.; в сев. зап. Г. росло количество безземельного люда, так как сыновья мейеров (за исключением одного, наследовавшего отцовский двор) становились настоящими пролетариями. В значительной мере этот пролетариат и полупролетариат поглощали города по мере их роста; с другой стороны, он шел в колонизуемые славянские страны за Эльбою. Однако, с конца 14 в. обе эти отдушины стали закрываться. Тогда положение расслоенной западно-германской деревни угрожало сделаться катастрофическим.

Около этого времени во всех областях экономической жизни Германии начинает очень остро ощущаться влияние все более и более развивающегося торгового капитала.

Если до конца 14 в. население большинства городск. округов жило своею обособленной хозяйственной жизнью, по возможности стараясь производить все, что необходимо было для местных потребностей, и, следовательно, чуждаясь широкого торгового оборота, то с этого времени купечество немногих городских центров начинает простирать свое влияние на очень широкие территории, и на протяжении 15 в. торговый капитал делается главной руководящей силой экономической жизни Г. Он уже не ограничивается рамками одной только торговой деятельности, но вторгается также в область промышленности. В целом ряде местностей Г. доминирующая роль в промышленности переходит от ремесленника к зависимому от купца-предпринимателя кустарю, работающему уже не для местного, а для отдаленного рынка. Развивается крупная ткацкая промышленность верхне-немецких, в особенности нижне-рейнских городов, во главе с Кёльном. В тех же верхне  — немецких городах развертывается крупная промышленность по обработке неблагородных и благородных металлов. С середины 15 в. крупные торговые дома Верхней Г. принимают деятельное участие в горной промышленности  — сначала в Тироле, Каринтии, Саксонии, потом также в Венгрии, Силезии, Чехии, добывая, главн. обр., серебро и медь и наживая этою добычею огромные состояния. Постепенно они сосредоточивают главное свое внимание на торговле-