строя занятой местности, оставляя без изменения законодательство, суд и администрацию (статья 43 Гаагской конвенции).
Этот принцип нарушался во время империалистской войны 1914—18 с обеих сторон (политика германского правительства в Бельгии и царского в Восточной Галиции).
Само собой очевидно, что этот принцип должен превратиться в собственную противоположность там, где война ведется между двумя враждебными классами, например, в случае капиталистической интервенции, направленной против Советской республики.
Усовершенствование военной техники в эпоху промышленного капитализма и колоссальный рост численности армий имели своим результатом увеличение количества инвалидов, неспособных к производительному труду и составляющих тяжелое бремя для государства и общин. Эти экономические причины, независимо от распространения гуманитарных идей, толкали капиталистическое общество к улучшению дела помощи раненым и к международной его регламентации, обеспечивающей для лазаретов и для санитарного персонала защиту и уважение. Эта регламентация была установлена с Женевской конвенции 1864 (см.). — Современное право войны признает начало неприкосновенности жизни по отношению к неприятелю, положившему оружие. Гаагская конвенция запрещает приказы, объявляющие, что «пощады не будет». Тем не менее практика истребления неприятеля продолжала иметь место в особенности в колониальных войнах (приказ германским войскам во время китайской экспедиции 1900). Единственной целью плена признается ослабление военных сил неприятеля без причинения вреда жизни, здоровью и имуществу пленных. Меры принуждения по отношению к пленным могут приниматься только как меры безопасности. Вместе с тем государству предоставляется право привлекать пленных к работам за плату «по расчету, существующему для солдат, чинов местной армии», т. е. использовать их как дешевую рабочую силу, давая капиталистам и землевладельцам возможность бороться во время войны с повышением заработной платы, вызываемым недостатком рабочих рук.
Прогресс военной техники, изобретение все новых, все более смертоносных и все более дорого стоящих орудий и средств истребления, бешеная конкуренция держав в области вооружений, рост недовольства трудящихся и угроза социалистической революции вынуждают капиталистические государства к попыткам путем соглашений так или иначе ограничить или вовсе запретить применение тех или иных средств войны и ввести конкуренцию вооружений в известные рамки (см. Разоружение, Ограничение вооружений, Вашингтонская конференция, Женевская конференция). Истинное отношение капиталистических правительств к полному или частичному разоружению ярче всего выявилось в безрезультатной деятельности целого ряда комиссий Лиги Наций и в особенности — на Женевской конференции 1928, отклонившей соответствующие предложения советской делегации. Огра 648
ничения размеров линейного флота, принятые на Вашингтонской конференции, никоим образом не свидетельствуют о стремлении соответствующих государств (Соед. Штатов Северной Америки, Англии, Японии, Франции и Италии) отказаться от военных методов борьбы, но лишь фиксируют дипломатическим путем сложившееся после империалистской войны 1914—18 соотношение сил и, в частности, вынужденный отказ Англии от ее ранее безраздельного господства на морях. Провал Женевской конференции по морским вооружениям 1927 подчеркнул, что конкуренция морских вооружений между великими державами продолжается попрежнему, несмотря на Вашингтонское соглашение. При таком положении вещей не приходится, разумеется, доказывать, что постановления о третейском разбирательстве (см.), включенные в статут Лиги Наций, не представляют никакой серьезной юридической гарантии против войны и являются сплошным лицемерием. Такой же показной характер носит так наз. пакт Келлога (1928), запрещающий В. как средство национальной политики.
В заключение нужно упомянуть соглашения о так наз. недозволенных средствах войны. Первой, хронологически, попыткой является Петербургская декларация 1868, запрещавшая употребление разрывных пуль (разрывных снарядов менее 400 г весом).
Несмотря на это запрещение, подтвержденное Гаагской конференцией 1899, пули думдум широко применялись обеими воюющими сторонами во время войны 1914—18.
Ограничения применения средств В. имели успех лишь постольку, поскольку речь шла о таких средствах истребления, которые при данном состоянии техники вообще не играют роли (вроде, например, отравленного оружия, которое запрещает ст. 22 Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны), либо еще недостаточно разработаны, чтобы быть эффективными; типичный пример представляет собой принятое на первой Гаагской конференции запрещение бросать бомбы с летательных аппаратов, ограниченное пятилетним сроком, — в то время авиация находилась еще в зародышевом состоянии. Уже повторное запрещение тоже на пять лет, принятое на 2-й Гаагской конференции 1907, не было ратифицировано целым рядом держав, а впоследствии не поднималось и речи о подобном запрещении. Ст. 22 Гаагской конвенции, кроме вышеупомянутого запрещения отравленного оружия, воспрещает в общей форме применение оружия, снарядов или веществ, «способных причинять излишние страдания» (постановление весьма неопределенное, ибо трудно решить, какие страдания, причиняемые В., являются «излишними»). Нужно отметить, что, согласно комментариям буржуазных международников, эти постановления вовсе не означают запрещения изобретать и применять новые орудия и средства истребления. «То обстоятельство, что международное право в данный момент не установило нормы для тех или иных военно-технических новинок, не есть основание для того, чтобы их отвергать. Беспомощ-
