Даже в освободительн. В., в В. революционных, которые вели угнетен, классы или народы против своих поработителей, материальные блага, в широком смысле этого слова, составляли основу, на которой была построена и к-рой определялась освободительная и революционная идеология. Когда национальная буржуазия боролась против чужеземного ига, напр., в Италии или Венгрии, и устами своей интеллигенции создавала идеологию самого высокого идеалистического типа, увлекавшую не только собственные народные массы, но и свободолюбивые элементы в других странах, то в основе этой идеологии все же лежало стремление к обладанию теми материальными благами (вплоть до создания собственных кадров чиновников и собственной армии с офицерами), доступ к к-рым был закрыт или затруднен для буржуазии чужеземными властителями, узурпировавшими политическую власть, а через нее также и контроль над хозяйственной жизнью страны. Борьба рабочего класса за социализм — борьба, принимавшая и принимающая форму революционных восстаний, гражданских В. и внешних В. революционного характера, борьба, создающая величайшую по своему охвату и по своей глубине идеологию, полную глубокого идеализма, — есть в основе борьба за материальные цели, это признает сама идеология этого класса, которая в своем самосознании и именует себя материалистической и вскрывает материальные классовые цели борющегося пролетариата. И даже в т. н. религиозных войнах, внешних и гражданских, в к-рых спиритуалистический момент составляет ядро всей идеологии и, казалось бы, служит главным импульсом к борьбе, даже в этих войнах материальные интересы данным давно уже вскрыты всеми серьезными историками. Не только крестовые походы, очень скоро перешедшие к захвату торговых путей на восток, к приобретению земель для обедневших дворян и рыцарей и к грабежу вообще, не только завоевательные В. ислама, в к-рых религиозный момент с самого начала служил лишь инструментом для торговых интересов, — но даже гражданские религиозные В. в различных странах (Франции, Германии, Богемии и т. д.) были в основе классовыми В. за материальные интересы, к-рым средневековая идеология придавала религиозную оболочку подобно тому, как она в искусстве облекала в религиозные формы совершенно светские сюжеты и фигуры. То же самое надо сказать и относительно собственно политических войн. Ведь если признать, что политика не есть нечто самодовлеющее, а есть «концентрированная экономика», то станет ясно, что всякая политическая В. является в основе В. за материальные интересы. Такие войны ведутся, конечно, не ради династий, как таковых, а ради материальных интересов того класса, на который эти династии опираются; и режим, ради которого происходит вооруженное вмешательство или для спасения которого предпринимается диверсионная война, есть режим не лица или группы лиц, а целого класса, который при нем находится у власти.Итак, войны ведутся ради материальных целей, т. е. за материальные блага. Это — основная установка их, определяемая интересами (в свою очередь, как мы еще увидим, обусловленными экономической структурой общества) бесклассового общества или стоящего во главе государства класса, к-рые сознательно прибегают к ним как к орудию своей политики. Это было ясно еще Аристотелю, определявшему В. как «одно из искусств приобретения», если слово «приобретение» понимать более широко, чем простое присвоение чего-то, принадлежащего другому. Платон также видел материальную подкладку В., когда он, изображая последствия, какие получатся для его «идеального» общества, если оно увлечется «мирскими» делами, указывал, что это общество тогда перерастет свои естественные ресурсы, и мы «пожелаем забрать у наших соседей кусок земли, а они, в свою очередь, преступив границы необходимого, тоже пожелают кусок нашей земли, и в результате, Главкон, у нас будет война». Конечно, теория происхождения В. явно подсказывалась Платону современным ему состоянием производительных сил и была отчасти построена на аналогии с человеком, живущим «не по средствам» и прибегающим к незаконным средствам добывания их. Все же и у Платона нет никаких сомнений относительно материальных корней войны и природы ее как «искусства приобретения». У более поздних философов, подходивших материалистически кВ., концепция была гораздо грубее.
Автор «Града Божьего», Августин, вопрошал: «что такое В., как не грабеж в большом масштабе?» («Quid bella nisi magna latrocinia?»), и тот же взгляд выражал много веков спустя Вольтер, утверждая, что «во всех войнах речь идет исключительно о грабеже» — о том, «чтобы пожать хлеб, посеянный другими, забрать их баранов, лошадей, волов и домашний скарб». После всех тех многочисленных и исключительно грабительских войн, которые Европа пережила на исходе древних веков, затем на протяжении средних и в начале нового времени, такой взгляд на В. был вполне естественен. Перед Вольтером как бы воочию прошли нашествия азиатских и др. варварских орд на римскую империю, крестовые походы, множество местных феодальных войн, бесчисленные колониальные и торговые войны 16 — го века, Тридцатилетняя война — все необыкновенно разрушительные и сопровождавшиеся беспримерным грабежом. Многие из них преследовали исключительно цели грабежа, а у других грабеж как сопутствующее явление занимал такое большое место, что самым тесным образом переплетался с целями войны, отнюдь не просто грабительскими. Но даже позднее войны продолжали быть грабительскими, так что Прудон в 19 столетии все еще мог говорить, что «грабеж составляет душу В., то, что делает ее популярной». Действительно, Наполеоновские войны были сплошь грабительскими (знаменитая и характерная прокламация Бонапарта к солдатам накануне итальянского похода: «вы плохо питаетесь и почти голы. Правительство вам много
