исчез источник тех избытков, к-рые до тех пор питали ее благотворительность. С развитием ремесл, достигших теперь значительного совершенства, и с проникновением грамотности в средние круги городского населения, деятельность монахов как учителей и воспитателей народа, находившая применение в ср. века, также совершенно прекратилась. Церковная организация пос^ёпенно превращается в торгашеское предприятие, с той лишь разницей, что вместо перца, штанов и сапожных гвоздей, церковь торговала, главным образом, церковными должностями, приходами, мощами, отпущением грехов и спасением души. Все это можно было от нее получить не иначе, как за наличные деньги. Такое положение вещей означает, что в каждом отдельном случае представитель церкви, подобно женщине в буржуазном хозяйстве, из работника, выполняющего определенные функции, превратился в расточителя общественных ценностей, иными словами — в паразита; соответствующим образом меняются и нравы духовенства. Паразитизм располагает к разврату. И точно так же, как в высших слоях общества принято было подшучивать над супружеской верностью; — в духовной и светской среде стали насмехаться над безбрачием духовенства и монахов. Считалось как бы само собой разумеющимся, что монахи вступают в связь с монахинями тех монастырей, которые они посещают, или с женами тех лиц, у которых бывают в доме, и что духовные отцы соблазняют женщин, приходящих к ним на исповедь. Считалось явлением совершенно обычным, что высшие духовные чины содержали любовниц (нередко даже нескольких одновременно). Состояние нравов среди католического духовенства было таково, что от последнего послушника до верховного главы католической церкви — папы — все духовные лица стали воплощением самого разнузданного разврата. В постоянный репертуар развлечений при папских дворах 15—16 вв., особенно же при дворе папы Александра VI (1431—1503), были включены эротические представления и массовые распутные оргии. Не только епископы и кардиналы, но даже многие из пап открыто признавали своих многочисленных детей, раздавали сыновьям своим богатые приходы или высшие духовные чины, а дочерей выдавали замуж за знатных дворян, которые всеми средствами оспаривали друг у друга невест, могущих доставить им всесильное покровительство папы.
Все описанное относится, однако, лишь к состоятельным и правящим классам; в иные формы отливалась жизнь мещан, ремесленников и городского пролетариата; экономические условия требовали от этих групп совершенно иной этики быта. Здесь как заключение брака, так и сохранение супружеской верности были для обеих сторон первой и основной предпосылкой в вопросе о создании и поддержании их материального существования. Напр., ремесленник, получивший звание мастера, непременно должен был обзавестись собственным хозяйством, если он хотел продолжатьзаниматься своим ремеслом, так как в те времена подмастерья и ученики его должны были жить под его кровом. Хозяйство его могла, конечно, вести лишь женщина, которая лично была заинтересована в прочности своего семейного гнезда. Подобное положение вещей ясно отобразилось в мелкобуржуазной идеологии этого времени.
Мещанин и ремесленник 15—16 вв. считали брак «наивысшим состоянием» человека. Женатый человек в кругу своего общества имел бблыпий вес и значение; благодаря браку мужчина приобретал совершенно определенные права в своей общине. Безбрачие, «жизнь вне брака», в этих условиях приравнивалось к пороку. Разумеется, брак, к к-рому стремились эти классы и который был прославлен в их литературе, был проявлением па-' триархального уклада жизни, при котором мужчина является неограниченным повелителем в семье. Это прежде всего обусловливалось организацией ремесленного труда, которая, как было уже указано, требовала от каждого подмастерья и от каждого ученика, «чтобы они держали свои ноги под столом мастера». В каждом доме был необходим высший авторитет; авторитет мастера в мастерской подкреплялся его авторитетом как хозяина дома. Этот авторитет мужчины доходил до того, что повсеместно хозяину присвоены были карательные функции не только в отношении учеников и подмастерьев, но и в отношении жены.
Однако, несмотря на такое зависимое положение жены в мелкобуржуазной семье, женщины не переставали считать брак наивысщей целью своей жизни. Брак был тогда единственным способом обеспечения женщины; в то время существовало слишком мало профессий для женщины, которые бы давали ей положение в обществе и кормили ее, вследствие чего в борьбе за мужа она не останавливалась иногда и перед преступлением. Для этого были и свои особые причины. Процент женщин был тогда значительно выше, чем теперь; военная служба, передвижения по стране и особенно появившийся тогда и необычайно свирепствовавший сифилис представляли для жизни мужчин гораздо больше опасностей, чем для жизни женщин. Необходимо указать еще на одно обстоятельство. Ремесленники только по внешней структуре представляли из себя единый класс. Цеховый устав расслаивал его повсеместно на цёлый ряд подразделений. Не каждое ремесленное предприятие могло переходить к любому хозяину, т. е. могло быть проданным любому лицу; право на ведение дела почти всегда принадлежало целой семье. В том случае, если в семье не было сына, единственная дочь портного, пекаря или ювелира могла выйти замуж только за сына ремесленника той же специальности для того, чтобы сохранить семейное достояние. В зависимости от такого рода стеснений, порождаемых экономическими условиями времени, многие женщины при выборе мужа были ограничены очень тесным кругом лиц.
Если, по мелкобуржуазным понятиям, брак представлялся для человека самым желанным состоянием, то и нарушение
