к невыгоде имущих классов, то капиталистические государства обычно избегают налогового покрытия военных расходов. Исключение представляют те капиталистические страны, в которых косвенное обложение в мирное время по тем или иным причинам не использовано в полной мере, что дает возможность во время войны равномерно повышать все части налоговой системы, сохраняя установившееся распределение тяжести налогов между отдельными классами. К таким странам до 1914 принадлежала Англия, применявшая со времени Крымской войны политику частичного налогового покрытия военных расходов (см. Великобритания, государственное хозяйство).
Те же самые мотивы, которые заставляют капиталистические государства избегать налогового покрытия, обычно толкают их к максимальному использованию кредитного покрытия военных расходов. Занимая, гл. образом, у владельцев крупных доходов, государство затем расплачивается с ними из послевоенных поступлений; устраняя необходимость введения налогов на крупные состояния, займы перелагают, т. о., расплату за военные расходы на последующие поколения плательщиков косвенных налогов.
Буржуазная теория военных займов пытается доказать, что военные займы, в том числе и внутренние, лишь переносят бремя войны на последующие поколения. В действительности же, военные займы позволяют капиталистическому государству распределить бремя войны между классами иначе, чем при дальнейшем повышении налогов (см. Государственный кредит).
Эмиссия бумажных денег, представляя вначале обильный источник для покрытия военных расходов, затем начинает оказывать обратное действие на В. б., т. к. рост товарных цен приводит к номинальному росту воен., и других гос. расходов или, если рассматривать процесс с другой стороны, — к постепенному обесценению всех доходов государства. Для того чтобы устранить снижение покупательной силы своих доходов, воюющие государства идут обычно одним из двух путей: или прибегают к постепенному повышению ставок и тарифов государственного хозяйства пропорционально общему росту рыночных цен или же становятся на путь твердых (указных) цен.
Политика вольных цен и подвижных ставок и тарифов, при к-рой государство как бы открыто признает падение ценности денежной единицы, разрушительно действует на государственный кредит.
Точно так же, чем скорее доходит до сознания населения факт обесценения денег, тем раньше население, в особенности крестьянство, перестает держать денежные резервы, что автоматически суживает поле действия эмиссионного налога. Кроме того, становясь на путь систематического повышения (номинального) своих доходов, государство тем самым вынуждено в известной мере признать за своими чиновниками и рабочими право на повышение заработной платы, а за крестьянством — право на повышение цен за поставки хлеба и сырья для армии. Другой путь заключается поэтому в отказе государства признать и легализовать повышение рыночных цен (обесценение денег).
Объявляя вольное повышение цен незаконной спекуляцией, воюющие государства обеспечивают себе право военных заготовок по твердым ценам и право отказа в повышении заработной платы госуд. чиновникам и рабочим. Поддерживая иллюзию устойчивости денег, воюющие государства поддерживают тем самым доверие к деньгам как у гос. кредиторов, так и у крестьянства. Опыт войны 1914—18 показал, чтоэтим путем российскому самодержавию удалось поддерживать иллюзию устойчивости бумажных денег вплоть до марта 1917, хотя реальная ценность рубля снизилась в 3 раза; только революционные события и повышение к этому времени темпа обесценения денег остановили накопление в крестьянских кубышках.
В эпоху Великой французской революции, в период диктатуры парижских предместий господствовала всеобъемлющая система твердых цен. С победой контрреволюции эта система уступила место свободе рыночн. цен. Такой же тип эмиссии, сопровождавшейся периодическим пересмотром ставок государственных налогов господствовал и во всех странах, воевавших с Францией, в том числе и в России того времени (см. Бумажные деньги).
Оборотной стороной эмиссии, применяемой одновременно с системой твердых цен и тарифов, является отказ от повышения обесценивающихся доходов мирного времени (налоги, ж. — д. тарифы и т. д.) и постепенное отмирание этих доходов. При таком положении наступает момент, когда потери от обесценения нормальных доходов начинают превышать реальную ценность новых эмиссий, г — с этого времени печатный станок начинает финансировать не только армию, но и общий государственный бюджет. Это ведет к напряжению эмиссии и ускорению темпа обесценения бумажных денег, к дискредитированию их в глазах подписчиков на военные займы и крестьянской массы и тем самым к разрушению государственного кредита и разложению эмиссионной базы.
Вынужденное в силу социально-политичег ских условий отказаться от финансирования войны за счет налогов, капиталистическое государство тем самым отказывается от использования весьма существенной части национального дохода. Гигантское обогащение промышленников на военных поставках, на снижении заработной платы и на обесценении их долговых обязательств ведет к расширению непроизводительного потребления, несмотря на обложение военной прибым (см.).
Инфляция создает иллюзию обогащения и среди значительных слоев зажиточного крестьянства, к-рые, распродавая по необычно высоким ценам свои запасы, живой инвентарь и видя себя обладателями непривычно огромных денежных сумм, резко расширяют личное потребление как продуктов городской промышленности, так и продуктов сельского хозяйства, в то время как в городах может иметь место недоедание и голод (пример — Россия и Венгрия в 1915—18). Т. о., социально-политические границы для применения финансовых методов изъятия оказываются значительно Уже, чем возможности народного хозяйства. Этот разрыв особенно усиливается, когда начинается разрушительное действие эмиссий на налоги и кредит (в России общая эффективность финансовых методов изъятия, начиная с 1916 и в особенности с 1917, снижалась быстрее, чем падала общая продукция народного хозяйства).
Деградация финансовой системы порождает смешанные, денежно-натуральные методы изъятия в форме реквизиций, принудительных хлебных разверсток по низким твердым ценам, а затем и хлебной монополии. Твердые цены, вначале лишь незначительно отличающиеся от рыночных и лишь несколько задерживающие обесценение гос. доходов, в дальнейшем все более отрываются от рыночных цен и превращаются в самостоятельный метод изъятия, представляющий из себя натуральный налог в оболочке частичной (по твердым ценам) оплаты продукта (в России накануне Февральской революции государство не доплачивало за хлеб против рыночного уровня цен уже ок. 30%,
