понимает «беззаконность такой интерпретации, и вот почему он так мучительно старается подчеркнуть, что его энтелехия только в переносном смысле обладает психическими свойствами, как если бы все это было простой и намеренной абстракцией.
Тем не менее, он вынужден приписывать своим энтелехиям такие силы, к-рые могут быть описаны только психическими терминами» (Рессель).
Проблема «жизненного фактор а». Энтелехия, или психоида, как ее иначе называет Дриш при анализе поступков живых существ, непротяженна, она даже не поддается никакому представлению: «она может быть только мыслима», подчеркивает он. Тем не менее, она у него является некоей своеобразной самостоятельной целостностью, к-рая, не имея чувств, превосходно чувствует, лишенная рук, прекрасно действует, не имея мозга, безукоризненно управляет. Недоступная ни самонаблюдению, ни объективному познанию энтелехия, очевидно, недоступна никакому познанию, т. е. ее фактически нет. Старый, мудрый, но недоступный нам, бог, управляющий с высоты небес всей вселенной, под видом энтелехии перенесен неовитализмом внутрь организма, где ему поручена привычная для него работа «по руководству и регулированию», только в более ограниченном масштабе. И в самом деле, энтелехия очень живо напоминает маленького, невидимого, бестелесного, очень старательного божка, направляющего то один, то,. другой процесс и регулирующего работу всей живой системы. «Vis vitalis, — как метко указал Р. Антони, — столь же мало объясняет явления жизни, как vis comica — явления смеха».
Опыты над искусственным изолированием бластомеров при сегментации яйца неизбежно должны были поставить перед Дришем вопрос о делимости энтелехии. Ведь энтелехия, по его мнению, есть «неразложимый, элементарный фактор» живого. Какова же судьба этого фактора при искусственном получении нескольких живых организмов из одной цельной системы бластомеров? Другими словами: делится ли также и единая энтелехия между отдельными бластомерами при их изоляции друг от друга, или энтелехий существует много? Какова индивидуальность энтелехии? Здесь Дриш снова подчеркивает, что энтелехия не есть экстенсивное, т. е. пространственное, понятие, а потому к ней нельзя применять никаких пространственных взаимоотношений, к к-рым принадлежит и делимость.
Для Дриша неприемлемо декартовское понимание души, находящейся в определенном месте мозга. Энтелехия как непространственный фактор не имеет определенного места в пространстве, она не лежит в определенном месте организма. Поэтому нельзя связывать вопроса о делении частей организма с вопросом о целостности энтелехии.
«Будет неправильным сказать, — пишет он, — что энтелехия есть фактор, остающийся целым, несмотря на то, что подвергся делению.
Мы можем лишь сказать, что и после деления организма или органа, в к-ром энтелехия проявлялась как таковая, она про 276
должает проявляться в своей целости индивидуально. Т. н. индивидуальность органического тела вовсе не совпадает без дальнейшего с более глубоким понятием энтелехиальной индивидуальности». Несмотря на то, что энтелехия «может быть только мыслима, но не воспринята», Дриш в другом месте, тем не менее, пытается дать конкретное представление о связи ее с делимостью отдельных частей организма, хотя бы в виде аналогии с... больным шизофреником, отличительная ненормальная черта которого заключается в т. н. «раздвоении личности», при к-ром больной при одной единственной «душе» чувствует в себе наличие нескольких «я». «Быть может, говорит Дриш, таким же образом следует понимать отношение многочисленных личных энтелехий к единственной истинной энтелехии».
Все это сложное нагромождение надуманных, произвольных построений, не имеющих никакого научного смысла, вытекает из бессилия и беспомощности дришевских попыток опрокинуть механистическую точку зрения при помощи... той же самой механистической концепции. Очутившись перед невозможностью сведения жизненных явлений к физике и химии, Дриш пытается насильно уложить жизнь в рамки физики и химии при помощи своей чудодейственной энтелехии. Проблема качества, проблема новообразования в историческом процессе осталась для него так же непонятной, как и для механистов. Он собрал все трудности, какие встают перед механистическим мировоззрением при разрешении проблемы жизни, механически связал их воедино, в одно понятие непознаваемого жизненного фактора и думает, что ему удалось разрешить проблему.
На самом деле, все осталось, как было, неразрешенным. Его бессилие выразить жизненные явления в терминах физики и химии вынудило его провозгласить всеспасающее могущество энтелехии, чтобы тут же заявить, что мы понятия не имели и навряд ли когданибудь будем в состоянии понять, каким образом энтелехия каждый раз точно угадывает, что ей нужно делать в' данных условиях, откуда у нее такие удивительные способности целесообразно координировать деятельности отдельных частей организма и чтб, вообще, она собой представляет. Объяснить какое-нибудь жизненное явление при помощи энтелехии значит ничего не объяснить, ибо сама энтелехия, помимо всего прочего, абсолютно непонятна.
Дриш, Икскюль, Рейнке и многие другие представители неовитализма утверждают, что их специфический жизненный принцип не противоречит физико-химическим закономерностям. Это значит, что «энтелехия» и «система импульсов» могут действовать лишь в той степени, в какой эти действия не противоречат основным законам, к-рым подчинены объекты этого воздействия .«Энтелехия не всесильна», любит повторять Дриш. Но' в такой формулировке энтелехия теряет свой основной смысл, она исчезает как самостоятельная «сущность жизни», ибо ее действие заранее предопределяется закономерностями, присущими основному
