«корреспондентские» законы, и закон, уничтоживший хлебные пошлины; в 1847 введен был 10 — час. рабоч. день. Наряду с этим, как правительство, так и буржуазия всячески поощряли создание кооперативных организаций (см. Кооперативное движение) и даже профсоюзов, поскольку они замыкались в пределах экономических заданий и, прежде всего, вопросов взаимопомощи.
Политика эта дала свои результаты: значительная часть организованных вышла из политического движения.
Революция 1848 на континенте нашла отклик в Англии в виде нового временного подъема разгромленного в 1842 чартизма.
В Лондоне спешно собрался «Национальный конвент» чартистов, постановивший в третий раз подать парламенту петицию о «чартере», поддержав ее грандиозной рабочей манифестацией. Правительство в ответ объявило Лондон на осадном положении, в столицу стянуто было до 100 т. войск, крупная буржуазия выставила на поддержку их 70 тысяч спешно организованной «гражданской милиции». Этими мерами задуманная демонстрация была парализована, и петиция доставлена была в палату одним О’Коннором. Созванный чартистами 1 — го мая национальный конвент собрал всего 60 делегатов. Заседания прошли в пустых прениях о методах «физической» и «моральной» силы — спор академический, поскольку за чартистами не было уже к этому времени ни той, ни другой. Они пытались, однако, и в последующие годы поддержать столь ясно угасавший огонь: 31/III 1851 в Лондоне состоялся съезд партии, принявший новую программу, включавшую требования национализации земли, отделения церкви от государства, отмены косвенных налогов, обязательного и бесплатного обучения и пр.
Но программа эта уже не встретила отклика, и в 1852 майская, последняя в истории чартизма, конференция партии вынуждена была констатировать совершенный и безнадежный конец движения (подробно см. Чартизм). Крушение чартизма определило на долгие годы вперед дальнейшее направление развития рабочего движения в Англии: снова, и на этот раз накрепко, рабочие, изверившись в действенности политических путей, отошли от политики, замкнувшись в узкой сфере чисто профессиональных интересов. Былые вожди чартизма сошли с политической арены. В рядах из более крупных деятелей остались только Эрнст Джонс и Джон Гарни (см.), вошедшие в сношения с К. Марксом после его приезда в Лондон; в 1852—53 Джонс издавал «Письма к народу», где напечатан был ряд ценных статей Маркса и самого Джонса. Но это была работа «на будущее»: сегодняшний день был за «мирнообновленцами». На смену революционной и социалистической пропаганде О’Брайена выступил христианский социализм Морриса, Кингсли и Ледлоу, «мирная агитация за организацию труда на основе сотрудничества в противоположность соревнованию». Вопросы политики всемерно отделяются от вопросов промышленности; всеми способами доказываются «благотворные последствия добрых отношений междухозяевами и рабочими». Правительство, со своей стороны, делало все, от него зависящее, чтобы «проявить монарший интерес к рабочему классу» и содействовать установлению социального мира и обещанием новых «рабочих законов» и «административными мерами» по охране труда. Сохранение и укрепление социального мира обеспечено было, однако, не этими мерами и не проповедью христианских социалистов и им подобных, а гигантским прогрессом англ. промышленности, принесшим и рабочим относительное материальное довольство. От 1842 вверх, от производства к производству, легко преодолевая временные судорожные кризисы, шел к 80-м гг. этот расцвет (см. Экономический очерк). Заинтересованный в непрерывной, без трений, работе фабрик и заводов, капиталистический класс, получавший, к тому же, огромную сверх-прибыль из колоний, относительно легко уделял часть ее на улучшение быта рабочих.
Снижение заработной платы, которым был отмечен предшествующий период, сменилось довольно значительным ее подъемом.
Поскольку правительство, вместе с тем, перестроив налоговую систему, значительно облегчило лежавшее на рабочем классе бремя платежей, а в 1867 расширением избирательного права открыло, наконец, доступ рабочим депутатам в парламент, непосредственных поводов к выступлениям рабочего класса не было. К тому же, наиболее активные элементы выбыли из пролетарских рядов в итоге правительственных репрессий или добровольной эмиграции, уже с 1830 — х годов принявшей крупные размеры. Созданный причинами экономического порядка эмиграционный поток рос по мере нарастания разочарований, и в 1847, когда открыты были золотые россыпи в Калифорнии, число эмигрантов дошло до 225 т.; 1848 год дал 250 т., 1849—300 т. ч.
И правительство и «мирнообновленческие» идеологи всемерно поощряли выезд «молодых людей с большой энергией и решимостью», правильно усматривая в этом «удалении беспокойных» «залог успокоения пролетариата». С 1851 из Англии отправлено было (преимущественно в Австралию) полтора миллиона человек. Оставшиеся оправдали надежды буржуазии. Поскольку прогресс, материальный и правовой, казался обеспеченным, рабочие, под впечатлением нарастающего «благополучия», примирились и с буржуазным государством и с капиталистической системой; но, приняв капиталистов как организаторов производства, они приняли и собственное свое наемничество как нормальное, как должное, как предопределенное пролетариату. Классовая задача определилась, сообразно этому, как максимально выгодная продажа живой силы и максимально возможное, при данных условиях, улучшение условий жизни.
Именно эти две задачи ставятся рабочими организациями, во множестве возникающими в этот период: подъему экономического благосостояния и легалистским настроениям рабочих сопутствовал массовый организационный подъем. Широким, многотысячным захватом развернулась в эти
