инцидентом в Агадире, сам Ллойд Джордж, радикал и пацифист, выступает в МеншонГаузе, резиденции лондонского лорд-мёра, со знаменитой тирадой против Германии, открыто угрожая ей войной. Все же, — благодаря ли вечной неготовности ее союзников или вследствие явного провала английских надежд на то, что Германия не справится одна с Багдадской ж. д., но начиная с 1912 — со времени Балканских войн, обнаруживших опасность царских вожделений на Балканах — наступает поворот в германской политике либерального правительства, выражающийся сначала в посылке лорда Холдена в Берлин с миссией — довольно призрачной — договориться о приостановке военно-морского соревнования, а затем в переговорах о ликвидации спора о Багдадской ж. д. Эти переговоры увенчались успехом, и к началу 1914 обе стороны, после десятилетней ссоры, приходят к соглашению относительно разграничения секторов дороги, к-рые предоставляются им для сооружения и эксплоатации, и финансового участия в том и другом, и одновременно восстанавливается в видоизмененной форме старый «Виндзорский» договор, по которому Германии уступается преимущественное право на приобретение португальских колоний на западном берегу Африки и на сооружение трансконтинентальной железной дороги поперек центрального африканского материка через Катангу. Это была, по существу, ликвидация двух весьма важных вопросов, обострявших англ о — германский торгово — промышленный антагонизм, но из-за нерешительности ли Грея или вследствие давления союзников, соглашение не было окончательно подписано, а взамен подготовлялось заключение англо-русской военно-морской конвенции.
Все же кризис, вызванный убийством в Сараеве, застал английскую дипломатию несколько дезориентированной и запутавшейся в противоречиях, и французам пришлось употребить некоторые усилия, чтобы заставить Грея сказать решающее слово.
Нет сомнения, что решению правительства вступить в войну помогли два обстоятельства: во-первых, нажим консерваторов, которые, за подписью лидеров, обратились к правительству с публичным призывом стать на сторону Франции, обещая свое лойяльное сотрудничество, и, во-вторых, желание разрубить одним ударом меча все те внутренние затруднения, которые правительство было бессильно разрешить иным способом. Как раз на этих затруднениях и спекулировали, как известно, немцы, полагавшие, что при таком критическом состоянии тыла английское правительство не решится на военную авантюру. Быть может, при других обстоятельствах они и оказались бы правы, но выступление консерваторов перевело ход мысли правительства на прямо противоположные рельсы.
Об ирландцах и рабочих правительство мало беспокоилось. Ирландцы, вообще, были слишком слабы, чтобы оказать какое-либо серьезное сопротивление; во всяком случае, единственно вооруженными среди них были как раз те ол стер цы, от которых, как клиентов консервативной партии, можно былоожидать полной поддержки. Что же касается рабочих, то правительство всецело полагалось на их вождей, несмотря на ряд принятых ими вместе со Вторым Интернационалом пацифистских резолюций: оно их хорошо знало и не сомневалось, что они последуют примеру своих германских и французских товарищей. Участвовать в войне против Германии казалось явно выгодным делом: никто в Англии (кроме самого Китченера) не сомневался, что в три месяца Германия будет разгромлена, что в самое короткое время Берлин будет занят русскими войсками и что в результате ей можно будет уготовить такую же участь, какая некогда постигла других соперниц Англии — Испанию и Голландию.
Конечно, и без германского вторжения в Бельгию английское правительство нашло бы удобный предлог к вмешательству в войну, но, несомненно, этот акт оказал ему ценную услугу, дав всем пацифистам и социалистам прекрасный повод совершить желанное грехопадение. По сути дела, лишь в самом кабинете министров обнаружилась более или менее серьезная оппозиция войне, и трое министров — старый соратник Гладстона, Джон Морлей, бывший социалист, Джон Бернс и тов. министра просвещения Тревелиан — вышли в отставку. Но никто из них не пользовался особенным авторитетом и не выступил с решительным протестом: они ограничились тем, что молча ушли.
В самой палате лишь несколько радикалов выразило свое неодобрение правительству, в том числе лидер рабочей фракции Макдональд, к-рый заявил от своего собственного имени, что предпочел бы, чтобы Англия сохранила нейтралитет; все же остальные, либералы и консерваторы, радикалы и рабочие и даже ирландцы солидаризировались с решением кабинета, при чем ирландский вождь Редмонд, при необычайном восторге депутатов, устроивших ему овацию, предложил увести из Ирландии английский гарнизон, т. к. Ирландия сама отразит германцев, буде они вздумают затеять там смуту в расчете на рознь между севером и югом.
И все же можно почти с уверенностью сказать, что не будь повальной измены со стороны рабочих вождей (после своего робкого заявления в палате Макдональд благоразумно замолчал и сдал свое лидерство Гендерсону, — молчание хранили также его более радикальные коллеги, как Кир Гарди, в то время как другие вожди сразу же бросились в военно-патриотическую кампанию с целью вербовать волонтеров для армии), — не будь этой измены (к-рая нашла поддержку со стороны социал-демократии во главе с Гайндманом), и выступи они решительно и открыто против войны, намерения правительства осуществились бы не с такой легкостью, и ход событий, быть может, был бы иной. Действительно, рабочие массы, захваченные гигантским порывом классовой борьбы, нисколько не были склонны солидаризироваться с правительством и капиталистическим классом, и долгое время они еще не понимали, почему их вожди нашли возможным поддержать лозунг войны. Несмотря на бешеную агитацию всей прессы и
