Биконсфильд) уничтожил Великую Болгарию и Великую Сербию, раздробив их на части, отдал Боснию и Герцеговину во «временную» оккупацию Австро-Венгрии и принудил Россию удовольствоваться Бессарабией, когда-то (по Парижскому миру) у нее отнятой. Современники Биконсфильда были правы, когда праздновали его победу, не стоившую Англии ни единого выстрела, как одну из самых блестящих в летописях ее дипломатии.
Биконсфильд стал настоящим национальным героем, каким не был даже Пальмерстон, и хотя его дальнейшая деятельность в той же области иностранной политики — его неудачная война с Афганистаном и проведенное, вопреки всем договорам, присоединение Бурской республики Трансвааля, за которым последовала варварская война с зулусами — не дала ему никаких новых лавров, но все же после его смерти в 1881 он был единогласно причислен не только консерваторами, но даже в значительной степени его политическими противниками, к сонму величайших государственных деятелей Англии 19 — го столетия. Само собой разумеется, что в этом особенно твердо были убеждены консерваторы, в актив которых он вписал такие громкие успехи и которых он этими успехами поставил на ноги. Они простили ему и его еврейское происхождение, и его шарлатанские манеры, и его квази-народнические симпатии и даже нашли глубокий смысл в его романтических восточных фантазиях, включая присвоение в 1876 королеве титула императрицы Индии, которое еще недавно вызывало у них, как и у других, громкий смех. Фактически, однако, Дизраели-Биконсфильд сыграл свою роль, явившись отцом новейшего английского империализма, как в практическом смысле увязки иностранной политики Англии с финансовым капиталом, так и в смысле проповеди сближения с самоуправляющимися колониями, которые он сам всего двадцать лет до этого называл «жерновами на шее Англии». В частности, его вызов индийских войск в Дарданеллы в 1878 имел не только символический, но и практический смысл: отныне Англия пользуется в своих крупных военных предприятиях и войсками колоний — первая форма осуществления Единой империи.
Неудачами последних лет Биконсфильда в Афганистане и Южной Африке воспользовался Гладстон, который в 1875, при виде первых успехов своего соперника, решил было совсем удалиться с политической арены, но, вдохновленный его ошибками, вновь вернулся к политической жизни, выступив против его иностранной политики в качестве пацифиста и поборника прав малых наций в знаменитом агитационном турне по Мидлотиану (1880), одному из шотландских графств. Как политическая агитация в массовом стиле, это турне и само по себе явилось крупным историческим событием, исключительным в истории Англии примером апелляции официального парламентского лидера непосредственно к народным массам, как вершителям политических судеб страны. Вид семидесятилетнего старика,с огромною силой красноречия обращающегося к народу с протестом против завоевательной и насильнической политики консерваторов в разных углах земного шара и провозглашающего на десятках открытых митингов вечные и нерушимые принципы национального самоопределения и национальной свободы в отношении балканских и всяких других народов, включая египетский, бурский, афганский и др. (об ирландцах, однако, Гладстон не обмолвился ни словом), — это зрелище, невиданное в Англии, произвело громадный эффект и привлекло на выборах 1880 такое огромное число избирателей к либеральным урнам, что либералы получили в новом парламенте большинство в 120 голосов над своими соперниками и большинство в 50 голосов над ними же вместе с ирландцами [последние под предводительством знаменитого Парнела (см.), занявшего пост лидера после смерти Исаака Батта в 1879, получили на этот раз под лозунгом гомруля до 65 мандатов]. Это был грандиознейш. успех в истории английского парламентаризма, и можно было подумать, что возрождение консервативной партии было лишь мимолетным эпизодом, за которым опять должна последовать бесконечная эра либерализма.
Но не прошло и двух-трех лет, как либерализм уже стал банкротом, не будучи в состоянии, по внутренней дряблости, устоять перед реакционными силами и сдержать свои обещания. Египетская трагикомедия продолжала развиваться, словно никакой смены политического режима и не было, пока в 1882, вследствие восстания египетской армии и народных масс, правительство Гладстона не увидело себя «вынужденным» предпринять вооруженную интервенцию и, по самоустранении Франции, «оккупировать» Египет. Гладстон расточал направо и налево десятки уверений, что «оккупация» эта лишь временная, впредь до восстановления «порядка», но он пробыл у власти еще четыре года, вернулся к ней после некоторого перерыва еще раз на три года, а оккупация продолжалась и продолжается в измененном виде по сию пору.
Не довольствуясь завоеванием Египта, правительство Гладстона затеяло еще завоевание Судана, номинальной провинции Египта, отложившейся от него после захвата его англичанами, и в течение двух лет вето там позорную войну, пока английские войска не были истреблены вместе со своим генералом Гордоном в Хартуме (январь 1885). Тогда Гладстон, уже отвлеченный другими делами, отказался от своего плана. С Афганистаном, где война первоначально возникла из-за недопущения английской дипломатической миссии в Кабул, Гладстон поспешил пойти на мировую в виду явной невозможности завоевать эту страну и даже вернул ей отхваченный было Кандагар, но взамен присоединил к Индии Кветту, которая, как официально мотивировалось, была стратегически не менее ценна.
В Трансваале положение сложилось при либеральном правительстве не менее скандально, чем при консерваторах. Министр колоний лорд Кимберлей заявил, что Трансвааль должен остаться в пределах
